ИСКУССТВО БЕСЕДЫ

ИСКУССТВО БЕСЕДЫ

Принципиальные положения.  

Принципиальным, на взгляд Аграновского, в общении с человеком это не возможность использовать его как источник фактов, цифр и результатов, а, прежде всего, его мыслей. Это первое. 

«Истинный газетчик обязан идти к собеседнику, во-первых, с мыслью, и, во-вторых, за мыслью.» А для этого необходимо иметь в своем арсенале набор методов, средств и приемов, облегчающих людям возможность думать и говорить. Только в случае интереса собеседника к теме беседы, можно надеяться на ее плодотворность. Это второе.

Как же вызвать этот интерес? Быть, прежде всего, самому журналисту интересной личностью и интересным собеседником и пробудить интерес у другой стороны к теме беседы. Это третье.
Благодаря специфике работы журналиста у собеседника уже априори есть к нему природный интерес, как к человеку, проживающему вместе со своими статьями о самых разных людях их жизни. Не погасить, а поддержать его – четвертое принципиальное положение

И последнее. Уметь построить беседу с человеком так, чтобы она стала самой настоящей «исповедью», потребность в которой имеет каждый человек, да не каждому он откроет свою душу. Чаще всего это сделать перед человеком «со стороны».  

«Чтобы помочь людям реализовать естественную потребность в откровенном разговоре, журналист должен быть человеком в высоком смысле этого слова.»


 Технология. 

Нет рецептов, как правильно строить беседы с людьми. Но если вспомнить чьи-то очень мудрые слова о том, человек только два года учиться говорить, и целую жизнь молчать, то и окажется, что это, как будто бы, и есть главный принцип в общении?- спрашивает автор. И тут же отвечает: «Так вот я с большим сомнением отношусь к этому критерию. Потому что жизнь меня убедила: нет более верного способа разбудить интерес человека к беседе, чем собственная разговорчивость. В тех случаях, когда я первым заговаривал и первым раскрывался, я мог рассчитывать на взаимность собеседника. Когда же прибегал к нелегкому умению слушать, беседа не клеилась.
  О чем же говорить нам, журналистам, при первой встрече? Думается, если коротко, то о жизни. Важно начать, и начать естественно, ни в коем случае не подыгрывая собеседнику, не примеривая к нему свое настроение, не боясь опростоволоситься, не следя за выражением его глаз, - говорить только о том, что действительно волнует, смешит, тревожит, что занимает наш мозг в данный конкретный момент… Одним словом, с чего угодно, но вовсе не для того, чтобы поразить собеседника энциклопедичностью своих знаний, а для того, чтобы раскрыть ему себя, свое состояние, свое отношение к жизни, свою мысль, действительно гвоздем сидящую в голове.»
Однако это не должно быть монологом, постепенно надо вовлекать собеседника в разговор, чтобы возник долгожданный контакт, и ему захотелось говорить самому. Журналист и собеседник должны быть равны друг другу для того, чтобы чувствовать психологическую раскованность. Но как быть равным человеку намного более умному или мудрому?

«А ну, как мы беседуем с академиком? Или просто с заведомо умным человеком, например со старым, умудренным опытом рабочим, который видит нас насквозь? И как быть с перепадом знаний, как правило, реально ощутимым, когда журналист встречается
и говорит с представителями различных профессий? Однако как же избавить себя и собеседника от ощущения неловкости, которое непременно возникает в процессе разговора? Как сохранить достоинство, если в глазах героя ты по знаниям его "ремесла" профан?»
И дальше Аграновский рассказывает об очень интересном случае его беседы с физиком Г. Н. Флеровым, научная группа которого открыла 10 элемент таблицы Менделеева и от которого все журналисты выходили с отпечатанным на бумаге ответом текста Не могу не привести его здесь.
«Между мною и академиком лежала пропасть. Однако выход, как известно, надо искать на дне отчаяния! И я сказал: "Только один вопрос, Георгий Николаевич! - Академик кивнул. - Скажите, почему вы атом рисуете кружочком. а не ромбиком или запятой?" – и показал на доску, висящую за спиной Г. Н. Флерова, а он тоже посмотрел на доску, испещренную формулами, потом на меня, и на лице его появилась снисходительная улыбка врача-психиатра, имеющего дело с необратимо больным человеком. Он сказал: "Почему кружочком? А так удобней, вот почему! Берешь и прямо так и пишешь - кружочек!" - Позвольте, - сказал я, - но запятую легче рисовать!" - Вы думаете? - заметил Г. Н. Флеров и на листочке бумаги нарисовал сначала кружочек, а потом запятую. - Пожалуй, - согласился он. – В таком случае по аналогии, вероятно, с планетарной системой..." В его голосе уже не было ни снисходительности, ни даже уверенности. Он определенно задумался! "Помните, - сказал он, - как у Брюсова? И может, эти электроны - миры, где пять материков... Хотя. конечно, аналогия с планетарной системой не вполне корректна, поскольку атом не круглый. скорее всего эллипсообразный, но даже этого никто не знает. Хм! Почему же мы рисуем его кружочком?" Он встал, прошелся по кабинету и нажал кнопку звонка. Вошла секретарша. "Попросите ко мне Оганесяна, Друина и Лобанова, - сказал Г. Н. Флеров. - И еще Перелыгина!"
  Через несколько минут его соавторы по открытию явились. Академик хитро поглядел на них, а потом сказал мне: "А ну-ка повторите им свой вопрос!" Я повторил. "Товарищи, - сказал я, - почему вы атом рисуете кружочком, а не ромбиком, крестиком или параллелепипедом?" И у них сначала появилось на лице нечто похожее на улыбку врача-психиатра, однако минут через десять они уже яростно спорили, забыв обо мне. Им было интересно!
  Вечером, приглашенный Г. Н. Флеровым, я сидел у него дома в коттедже, потом побывал в лаборатории, излазил весь циклотрон, перезнакомился с девятью авторами открытия, задержался в Дубне на целый месяц и написал в итоге не информацию в газету и даже не статью, а документальную повесть.
  С тех пор, защищаясь от "знающих" собеседников, пользуюсь самым безотказным оружием: открыто признаю свое незнание. Это кажется мне достойнее и полезнее, чем скрывать невежество. А если мое признание удается сделать в форме, вызывающей интерес собеседника или по крайней мере его улыбку, я могу считать себя победителем.»

Не следует тушеваться, если не понимаешь собеседника. Гораздо лучше задать прямой вопрос и получить на него ответ, открыто признавая, что тебе что-то непонятно, что ты чего-то не знаешь, - советует автор. Иначе, не разобравшись с самого начала, журналист бывает отключен от плодотворной беседы, превращаясь всего лишь в пишущий за собеседником автомат.

«Мы, журналисты, действительно чаще дилетанты, чем знатоки, и по сравнению с нашими собеседниками воистину невежды. Но на нас действительно "весь свет похож"! Чего же стесняться? Тем более что именно мы, и никто, кроме нас, и вряд ли кто лучше нас способен рассказать "всему свету" о богатствах, лежащих в закромах замечательных собеседников. Стало быть, негоже нам скрывать свое незнание, уж коли мы претендуем на роль посредников между людьми знающими и "всем светом". Нам расскажут - мы расскажем, мы поймем - и все поймут!»

Разговор с каждым собеседником стоит продумывать заранее, анализируя, какие сведения намеревается получить в ходе беседы, очертить круг вопросов, которые могут помочь в сборе материала, понять самому, что это за человек, каковы его возможности, черты характера. А для этого необходимо еще задолго да беседы проделать определенную работу, чтобы быть подготовленным к разговору с ним. Встретиться с людьми, которые его знают, поговорить с ними о будущем герое очерка и уж тут журналиста ждет целый «водопад сведений»
   
«Ну а если человек является для разговора сам, без приглашения? Или когда беседа возникает спонтанно и нет сведений? Даже в этих случаях я не тороплюсь. Задаю для начала несколько ознакомительных вопросов: где работает, к чему имеет отношение, кого из уже знакомых мне людей знает, какого мнения о последнем нашумевшем событии в городе - короче говоря, стараюсь немного отодвинуть суть дела, по которому мы встретились. А иногда, извинившись, делаю паузу на пять - десять минут, чтобы сосредоточиться, сбросить с себя посторонние мысли и подумать о содержании предстоящего разговора.
  У собеседника, мне кажется, всегда должно быть ощущение, что журналист не бродит в потемках, а точно знает, что ему нужно. Это ощущение обеспечивает успех.
  Вопросы я стараюсь ставить так, чтобы они не были лобовыми. Потому что вопрос "в лоб" не требует от собеседника размышлений, и к тому же отвечать на него не интересно.»
То есть вопросы должны ставиться так, чтобы ответы на них сами влекли нужные журналисту сведения.

 «Положим, нужны некоторые биографические данные:
  - Будьте любезны. расскажите свою биографию.
  - Я родился 14 октября 1940 г. в селе Березовка, Ярцевского района.
Школу окончил в 1956 г. Затем поступил...
  Скучно, никаких мыслей, собеседник поглядывает на часы, и этот взгляд
не ускользает от внимания журналиста. Другой вариант того же вопроса:
  - Вспомните добрых людей, которые вам попадались в жизни, а потом и
тех, кого лучше бы не вспоминать.
  Тут уж собеседник вздохнет, и закурит, и сделает долгую паузу, и, я убежден, начнет говорить, и все необходимые журналисту биографические сведения окажутся в его рассказе.»

В отличие от статичный кладовой вопросов можно считать вопросы ситуационные, делится своей находкой Аграновский. То есть такие вопросы, при которых собеседник как бы попадает в положение, заставляющее его действовать. Вот один из них.  

«- Скажите, если бы вас уволили с работы, что бы вы делали? Первая реакция - буквальная: "Как это - уволили? За что? Когда? И кто?" Дело свое собеседник знает, претензий к нему нет, на работу не опаздывает, скандалит редко и не без повода - недавно, например, поругался с таким-то из-за того-то, но наверху вроде бы разобрались, выводов не сделали... "Ах, абстрактно? Ну если абстрактно, другой вопрос. Уволили бы, памятник бы им поставил!" Потому что истинное призвание собеседника совсем не то, чем он занимается, а сцена! Да-да, вот уже восемь лет играет в самодеятельном оркестре народных инструментов на кларнете. Ушел бы наконец в профессионалы, и на душе было бы легче, и денег побольше...
  Живая жизнь! Попробуйте получить ее в журналистский блокнот, задавая статичные вопросы типа: "Ваше отношение к работе? Чем занимаются ваши родственники? Как у вас обстоит с честолюбием? Как относится жена к вашей профессии?"... Многие из этих вопросов, переведи их в статичный план, даже в голову не придут журналисту!»

Еще один метод, который автор условно называет "шахматным турниром", хорош, когда собирается материал о микроколлективах: заводской бригаде, экипаже самолета, соавторах открытия. театральной труппе, учебном классе и т. д. «Короткие характеристики, взаимно розданные членами коллектива, дают мне, во-первых, те самые предварительные сведения о людях, с которыми впоследствии я веду разговоры, и, во-вторых, сами по себе довольно часто используются в очерке при описании отношений внутри коллектива.»

Не исключает автор из техники разговора и вопрос -"провокацию". «Готовясь к вопросу, беру лист бумаги, незаметно от собеседника пишу несколько слов, затем переворачиваю написанное текстом вниз и говорю, не моргнув глазом:
"Скажите, это правда, что вы скряга?" Нет предела возмущению собеседника: "Я скряга?! Да кто вам сказал такую глупость! Зайдите ко мне домой, посмотрите, как я живу: у меня один костюм, а у детей - по три! Транзистор? - Есть! Жене и дочери по батнику? - Мне не жалко! В театр? - Только в партер! Зарплата? - В серванте, который не запирается! В заначке, вы не поверите, оставляю пятерку! На работе скидываемся - никогда не считаю. Это, наверное, Сарычев вам сказал, так я с ним из принципиальных соображений в компанию не вхожу: он форменный алкоголик! Но чтоб я хоть раз кому на подарок или в долг не дал... Вот Сарычеву - не дам!.."
  Когда собеседник исчерпан, я прошу его перевернуть лист бумаги и прочитать, что там написано: "Уважаемый имя-рек, не обижайтесь, никто мне о вас плохо не говорил, это всего лишь журналистский прием". - "Ну даете! -может сказать собеседник. - Выходит, у каждой профессии свои хитрости?"
  И вообще спор как метод беседы, по-моему, чрезвычайно плодотворен. Я никогда не тороплюсь согласиться с собеседником, даже если всей душой на его стороне. Он злится, негодует, поражается моему непониманию, растолковывает, приводит все новые и новые доказательства, нервничает - ничего: и ему, и мне надо потерпеть во имя общего дела. В конечном итоге все инциденты оказываются исчерпанными к обоюдному удовольствию.»

Важным для журналиста является вопрос о правдивости собеседника. Как определить, говорит ли он правду или вводит его в заблуждение? 
«Здесь, очевидно, многое зависит от нашей интуиции, от суммы сведений, которыми мы располагаем о собеседнике, от его внешнего вида и манеры говорить, от степени его независимости - набор данных, влияющих на уровень нашего доверия, вряд ли исчерпаем. Но принципиальное решение вопроса, мне кажется, не в этом перечне». 

Единственный способ, говорит автор, исходить только из того, что подтверждается объективно. «Как говорил один мудрый, опытный адвокат, "выслушай все стороны, взвесь обстоятельства, а потом еще раз их взвесь и приди к выводу, что нужно вновь выслушать все стороны". Этот принцип, на мой взгляд, полезно было бы взять на вооружение журналистам.»
Дальше автор рассматривае вопрос о том, чем лучше пользоваться газетчику:блокнотом, диктофоном или памятью? Каждый поступает по своему, потому что дело это сугубо индивидуальное. и т. д. Сколько журналистов. столько и методов работы. все молодые и начинающие газетчики работают в основном по-разному, а старые и опытные - одинаково, с небольшими отклонениями.  
Читать полный текст...