РАБОТА С МАТЕРИАЛОМ И ПРОЦЕСС ПИСЬМА

Это окончание конспекта книги В.А. Аграновского "Ради единого слова"

ОБРАБОТКА МАТЕРИАЛА

Научный подход.

Но вот командировка позади, материал и хороший материал собран, подтвердилась концепция, пополнился запаса мыслей. Наступает один из самых волнующих этапов журналисткой деятельности, на которой его почему-то вдруг начинают одолевать волнение, сомнения и неуверенность. Наступает творческий этап обработки материала.

Нельзя откладывать материал в сторону, сразу же по возвращении, необходимо его осмыслить – отобрать и систематизировать факты, цифры и собственные впечатления, задуматься над композицией, сюжетом и монтажем.

Система

«Ну а практически как это делать? Я бы сказал: как угодно, лишь бы делать! Одни журналисты отбирают и систематизируют факты в уме, мысленно строят сюжеты. монтируют события, рисуют композицию. Так или иначе, а тратят на это время, отнюдь не считая его потерянным. Во-первых, потому что это не месяцы и не недели, а чаще всего часы. Во-вторых, потому, что отбор и систематизация материала органически переливаются в процесс написания, являясь по сути его началом, ничего не крадут у этого процесса, только дарят ему, и дарят щедро. Наконец, в-третьих, успех публикации, по-моему, куда чаще предопределяется обработкой материала, нежели слепым и случайным "попаданием" в цель, которую публикация предусматривает.»



Тут автор рассказывает о собственном методе обработки материала, во время которого он перепечатывает содержимое всех своих блокнотов, отбраковывая при этом ненужный. Одновременно с отбором фактов он проводит их систематизацию, вычленяя наиболее существенные, разбивая их по категориям, определяя характер, взаимоотношения, черты биографии героя очерка, определяя степень владения им искусством своей профессии, условия работы и т.п.

«… перепечатка блокнота - первая обработка материала. Главное, что эти кусочки, словно готовые кирпичики, только и ждут мгновения, чтобы их поставили на свое место в очерке. Разумеется, они еще сырые, но в роли полуфабриката вполне приемлемы.
Кроме того, разработка дает возможность "увидеть" весь материал, представить себе его основательность… Волнение улеглось. Сумбур прошел. Как рыба в воде, я купаюсь в материале, прекрасно его зная. Я почти готов писать. "Почти", потому что
факты и сведения еще не уложены в той логической последовательности, которая укрепляет авторскую позицию. В конце концов можно было бы принести в газету разработку и положить на стол редакторам. Что бы они сказали, прочитав? - "Материал есть, но он не организован". Как часто говорят нам в редакции эти слова, даже когда мы приносим "готовые" очерки"! И как они роняют наш авторитет! Чем, собственно, такие очерки отличаются от разработок? Да ничем! Материал есть, но, увы, "не уложен". И мы начинаем "укладывать", по два-три-четыре журналиста - сдать очерк "с первого предъявления". Разве это невозможно? Для этого, думаю, необходимо еще одно действо: организация материала по предварительно составленному плану. Я понимаю, так трудно творческому человеку смириться с так называемой холодной обработкой материала, предусматривающей составление плана будущего очерка. Тем более что иные из нас, еще учась в средней школе, привыкли к другому порядку: сначала писали сочинение, а потом по готовому тексту кое-как "лепили" план. Однако подобное отношение к журналистской работе, мне кажется, ошибочно, потому что облегчает возможность не думать, не размышлять, не подчинять себя, а вместе с собой и читателя логике. План - это веревочка, протянутая от замысла к воплощению. Держась за нее, мы никуда не сбиваемся, шагаем уверенно к цели и ведем за собой читателя самой короткой дорогой к тому, во имя чего пишем материал».

ПРОЦЕСС ПИСЬМА

Проблема первого абзаца

Самым трудным и тяжелым называет автор работу по написанию первого абзаца, который практически никогда не дается без боя.  Автор сравнивает его с основным парашютом, который при прыжке не открывается : «Тому, полагаю, несколько причин, и прежде всего психологическая. Дело в том, что у иных молодых журналистов (как, впрочем, и у некоторых, уже вкусивших успех на газетном поприще) нередко возникает страх: а вдруг читатель, пробежав глазами первые строки очерка, отложит газету в сторону? Видите ли, скучно ему покажется! Это значит - провал?! Не-е-ет, надо как-то заставить его читать дальше! Взять за "живое"! Чем-нибудь ошарашить!

И начинаются мучительные поиски интригующего начала - мучительные, потому что они, как правило, совершенно не органичны теме очерка. Однако опытные и в некотором роде маститые журналисты, тоже переболевшие в молодости "потрясными началами", спокойно отказываются от них и при этом пользуются неизменным успехом у читателя. Они давно уже поняли, что, во-первых, современный читатель если и "клюет" на интригу, то очень скоро ее раскусывает, и тогда нет предела его раздражению. Они знают, кроме того, что многие читают газетные материалы не с первого абзаца, а с подписи и, если видят знакомую, уже зарекомендовавшую себя фамилию журналиста, прочитывают все. Наконец, в-третьих, опытные литераторы убедились, что все же есть нечто способное мгновенно возбудить читательский интерес, - это свежая, оригинальная или острая мысль, органически соответствующая теме повествования, и информация, дающая повод для размышлений.»

Но даже признанным литераторам приходится постоянно бороться за читательскую любовь. И делать это возможно только при помощи авторской мысли, которая кроется в его произведении и которая задает тональность всему произведению.

«Она-то и закладывается на весь материал первым абзацем, этим черенком, который дает жизнь всему дереву. В первом абзаце, словно в живой клетке, если рассматривать ее относительно всего организма, должен содержаться код, в котором были бы заложены главные свойства всего произведения…Поиск тональности, вероятно, и есть та составная творческого процесса, которую ни рецензировать, ни объяснить невозможно.
Допускаю, что некоторые журналисты - возможно, и я тоже - тяготеют к какой-то определенной тональности. Что это? Черта характера? Стилевая особенность? "Почерк", раз и навсегда выработанный, по которому мы различаем авторов, говорим об их индивидуальности, их "лице"? Различать-то, различаем, но дело, мне кажется, в том, что индивидуальность журналиста проявляется прежде всего в умении найти "свою" тему, в своеобразии авторского подхода к ней. Аналитический подход, рациональный, исследовательский или эмоциональный, ощущенческий, несколько облегченный, но зато яркий - вот что диктует определенную тональность, вот что вырабатывает стиль автора, делает его самим собой.
Но я твердо уверен: при любых подходах к решению тем нам категорически нельзя пользоваться формальными приемами, создавая "нужную" тональность. Количеством восклицательных знаков еще никто не смог компенсировать внутренней холодности, никому еще не удалось многоточием прикрыть свою безмысленность.»

То есть, если поиски первой фразы связаны с желанием автора найти верную тональность произведения, они нужны и оправданы, потому что именно это приводит на самую короткую дорогу к чувствам читателей, воздействуя не только на их разум, но и на эмоции.

Проблема языка.

Как писать журналисту, которого читают миллионы? Где брать правильные слова? И какие слова правильные? У кого учиться простоте и ясности изложения?
«Попытаюсь ответить на эти вопросы, хотя должен заранее предупредить: ничего нового мне сказать не удастся, я всегда лишь напомню старые истины.
Прежде всего, убежден, надо читать классиков, и читать профессионально. Это значит: не просто следить за развитием сюжета, но и замечать, как авторы оперируют словом, за счет чего достигают большей выразительности, как строят повествование, когда и где роняют свои знаменитые бутылочные осколки, поразительно озаряющие всю картину.

Авиационные конструкторы, как известно, прежде чем построить собственный самолет, до винтика разбирают чужой, предпочитая наслаждаться не столько красотой свободного полета машины, сколько линиями на чертеже.

«Из березового полена можно сделать топорище и можно художественно вырезать прекрасную фигуру человека", - писал Горький одному молодому литератору. Прекрасно "вырезали" такие выдающиеся стилисты, истинные мастера слова, как Бунин, Лесков, Чехов, Мопассан. У них есть чему поучиться журналисту. Язык народа - клад для литератора. Но у каждого ли из нас кладоискательское чутье? Есть ли вкус к поиску? Умеем ли мы ходить "в народ"? Часто ли пользуемся мудростью предков, заглядывая в книги и словари?

Как родниковая вода отличается от той, что течет из-под крана, так и литературный язык не похож на разговорный: он без "местных примесей", без натурализмов, без искусственных добавок в виде жаргона, лишен случайного, временного, фонетически искаженного. Беречь его чистоту, хранить от загрязнения такими словами, как "буза", "шамать", "мура", "волынка", - наша святая обязанность. Это - с одной стороны. С другой - не следует, мне кажется, забывать, что первоисточником литературного языка все же является разговорный. Он постоянно рождает новые слова и понятия, особенно бурно - в эпоху социальных революций и научно-технического прогресса. Воздвигать
непроницаемые и вечные барьеры между языковыми стилями было бы неправильно, да и невозможно: прорыв таких слов, как "комиссар", "паек", "карточная система", "космонавт", "мероприятие", неизбежен.
Если невозможны барьеры, то, стало быть, параллельно процессу обогащения языка идет процесс его засорения.»
Журналисты принимают активное участие в этих обоих процессах. И тут их задача – разборчивость и сдержанность в употреблении уже существующих слов и понятий. Главная их задача – всячески препятствовать засорению языка, давая зеленую улицу тем из них, которые прошли испытание временем. Да и сам журналист может быть творцом новых слов, однако, не забывая о том, что такие слова не должны искажать не только язык, но и нравственные представления общества.
«Какое емкое, многопластовое, точное, яркое представление дает слово "комиссар", и сколько сомнений возникает, когда читаешь или слышишь "волосатик"!»

«Что еще делает журналистов мастерами, способными к "художественному вырезанию"? Я думаю, умение сохранять индивидуальность своих героев. "Искусство начинается там, - писал Горький, - где читатель, забывая об авторе, видит и слышит людей, которых автор показывает ему"
Главное не то, что говорят герои очерков на страницах газет, главное, как они говорят. Каждому из них должна быть присуща своя собственная индивидуальность, свой собственный язык. Журналист, рассказывая о своем герое, должен смотреть на мир его, а не своими глазами, только в этом случае получится герой. Нельзя подменять взгляд и восприятие героя своим собственным взглядом и восприятием, иначе получится портрет не героя статьи, а самого журналиста.

Аграновский приводит слова М.Горького "...в высшей степени полезно... записывать слова, которые наиболее поражают своей легкостью, изящностью, необыкновенной гибкостью..."
«Независимо от того, как обстоят дела с работой над языком у современных литераторов, слова А. М. Горького и сегодня звучат для нас нелишним предупреждением: "С языком вообще происходит то же самое, что с нашими костюмами. Мы не так одеваемся, как должны одеваться. Нужно одеваться ярче. К чему эти серые и черные пиджаки?"
Я понимаю эти слова не как призыв к "серебряному звону", к лакировке действительности, а как заботу о сочности, образности, силе языка. Мол, не обязательно пой тенором, дорогой товарищ газетчик, можешь петь басом, то есть бичевать недостатки, ругаться, спорить, но только ругань твоя не должна быть серой, иначе ее не заметят. Итак, умение одеваться в "яркие пиджаки" - вот что, полагаю, нам нужно, чтобы стать мастерами журналистики.»

Важным для пищущих авторов Аграновский считает умение избегать штампов, того, что заезжено и избито в тысячекратном повторении. Но все ли повторяемое есть штамп?
«..как же не повторяться: если море синее, его ведь не назовешь оранжевым, и если луна
серебряная, она была такой тысячу лет назад и будет столько же, если не больше! Между тем получается, что все, написавшие "море синее", - штамповщики.? Вряд ли. Потому что повторяемость - всего лишь внешний признак штампа. А должен быть какой-то внутренний.

Беда, мне кажется, в другом.

Штамп - это, прежде всего стереотип мышления, свойство, присущее людям малоспособным, малокультурным и малознающим, спасительное средство, по крайней мере для тех, кто не умеет или не желает думать, кто берет готовое.

"Домашняя птица? - Курица! Фрукт? - Яблоко! Великий поэт? - Пушкин! Море? -Синее! Луна? - Серебряная!" Все правильно, но все готово. Замечено с первого взгляда, а иногда и вычитано, отпечатано в голове с чужой матрицы. Не переварено. Не прошло через мозг и чувства автора. То, что луна не только серебряная, но и молодая, увидят не все, а вот что ее "без спутника и выпускать рискованно", увидел один В. Маяковский…Стало быть, повторяемость, я думаю, не главный критерий штампа, это всего лишь следствие, причиной которого является стереотип мышления, точнее сказать, бездумность и бесчувственность.
Кроме того, штамп - это неспособность к воображению.
По очень точному определению К. С. Станиславского, штамп - попытка сказать о том, чего не чувствуешь. Думается, можно добавить: или не знаешь, или не видел, или натурально не вообразил.»

Диалог

Как часто материалы в прессе изобилуют неживыми диалогами, которым читатель не верит. Одним диалогом зачастую разрушается прекрасный очерк.
«…не только смысл произносимых слов рождает у читателя ощущение достоверности происходящего, но и психология говорящих, их настроение. Иногда мы позволяем себе или героям говорить без перебивки целые предложения или абзацы, совершенно не учитывая характер собеседника. А ну как наш герой вспыльчив и невыдержан, и мы об этом уже сказали и тут же заставляем его выслушивать чью-то длиннющую тираду со спокойствием каменного сфинкса, вразрез с уже данной характеристикой.
Да, очень жаль тратить газетную площадь на "живой" диалог, но лучше, с моей точки зрения, тогда совсем за него не браться»
Многие крупные литераторы забраковали диалог, как начало произведения, считая, что он не способен воздействовать на воображение читателя. Горький советовал начинать повествование с описания места, времени и фигур, присутствующих в нем.А диалогом пользоваться только тогда, когда он способен давать какую-либо информацию и приковывать взгляд читателя чем-то необычным.

Последний абзац

И вот материал полностью готов. Осталось только завершить повествование. Чем его закончит? Как это сделать лучше?

«В практической работе я, например, никогда специально не задумываюсь над концом повествования, никогда искусственно его не "вырабатываю". Все получается как-то само собой, естественно: либо безжалостно отсекаю все лишнее, либо спокойно дописываю недостающее, чувствуя при этом, что ни перелета, ни недолета нет.
Интуиция? Шестое чувство? Вероятно, нашей "кибернетической машиной" является обыкновенное чувство меры, помогающее в какой-то момент творчества из "писателя" превращаться в "читателя". Тогда внутренний голос приказывает: "Стоп!" - или говорит: "Еще!", и приходится подчиняться.»

Концовка не должна восприниматься, как что-то отдельное от материала, она должна звучать не одной нотой, а смысловым аккордом всего повествования «быть может, для того, чтобы отзвук произведения, когда читатель уже отложил газету или книгу, еще звучал в нем, догонял его разум, будил чувства.
Да, несомненно, аккорд, содержащий в себе главную, основную мысль повествования, которую очень важно не просто донести до читателя, но и оставить с ним на какое-то время. Если графически изобразить смысловую и эмоциональную потенцию произведения, взлет ее происходит, по-видимому, не только в момент сюжетной кульминации, но и в самом конце, когда все сюжетные впадины и пики пройдены, но еще нужно добиться кульминации читательского восприятия.»

ПОД ЗАНАВЕС
Журналист это человек, работающий для людей и во имя людей, помогая им своими статьями формировать политическое сознание, именно поэтому «сугубо профессиональный разговор о мастерстве журналиста возможен лишь при условии, если в основе его лежит четкость и кристальная ясность наших идейных позиций, общественная значимость каждого факта, использованного в наших произведениях.

Мы заметили, что "поют" в журналистике только способные люди, имеющие к ней призвание. Однако если исходить из утверждения А. М. Горького, что "талант развивается из чувства любви к делу, возможно даже, что талант – в сущности его - и есть только любовь к делу, к процессу работы", следует признать, что достаточно любить газетное дело, чтобы стать журналистом.
Конечно, я не затронул и половины того, что составляет суть журналистской работы. Потому что, преодолев сопротивление первого абзаца, написав материал и поставив последнюю точку, мы еще не имеем права останавливаться, а продолжаем работать до тех пор, пока не доведем материал до газетной полосы, пока не получим читательские отклики и не сделаем обзор писем, пока не вызовем реакцию официальных лиц. пока не добьемся принятия мер.»

Заканчивая свою книгу, автор делится своим опытом, который может быть полезным начинающим журналистам.

«Позволю себе в заключение изложить некоторые наблюдения, касающиеся практики газетного дела, точнее говоря, некоторых тонкостей нашего бытия, внутригазетных отношений.
Поделюсь некоторыми постулатами, которые я выработал сам для себя за долгие годы газетной работы, - а вдруг они, отнюдь не безусловные, все же помогут молодым журналистам отладить собственные творческие принципы.

Итак:

Получив с машинки написанный материал, внимательнейшим образом вычитайте его, исправьте грамматические ошибки, расставьте пропущенные знаки препинания, а грязные места перепечатайте и подклейте. Ибо восприятие материала и отношение к нему со стороны редактора будут на десять, двадцать, а иногда и на пятьдесят процентов зависеть от внешнего вида статьи и чисто формальной грамотности. Не сделаете этого, и крохотное сомнение вырастет у редактора в большое, досада перерастет в неприязнь, прохождение материала окажется затрудненным. Это с одной стороны.
С другой стороны, если вам суждено быть редактором и читать чужие материалы. определяя их судьбу, как бы плохо ни был выправлен текст, как бы грязно ни выглядели страницы, я призываю вас к сдержанности, чтобы ваше маленькое сомнение не выросло в большое, чтобы досада по мелочам не вылилась в неприязнь к целому. Постарайтесь судить по сути, а не по форме! Но автору статьи не забудьте указать на его небрежность.

Когда вы написали материал и сомневаетесь в его качестве, выслушайте мнение первого читателя, независимо от того, кто им будет - машинистка, коллега или первый официальный редактор, и помните: чудес почти не бывает!
Как скажет первый читатель, так, словно по цепной реакции, скажут, не сговариваясь, и все остальные, за очень редким исключением. Поэтому не испытывайте судьбу, не лезьте на рожон, а сразу же переделывайте материал, чтобы дать его после переделки другому "первому читателю".

Читая коллег, помните слова А. С. Пушкина о том, что судить произведение следует по его собственным законам. То есть хвалите или ругайте не за то, чего нет в материале, а вам кажется, что должно быть, а за то, что в нем есть.

Будьте щедрыми на похвалу, но и будьте откровенными в критике. Любая критика в адрес товарища должна быть доброжелательной, искренней и ни в коем случае не личностной. Если вы чувствуете, что не сможете так критиковать, лучше вообще не делайте этого. Недоброжелательная критика бесполезна. Если по каким-то причинам вы не желаете публично критиковать слабую работу коллеги, щадя, положим, его больное самолюбие, то и не надо.

Однажды опубликовавший, не мните себя состоявшимся журналистом. Не забывайте слова А. М. Горького: "Если человек печатается", это еще не значит, что он должен печататься"

С другой стороны, как бы ни были вы известны читателю, вы живете как газетчик до тех пор, пока публикуетесь. Только последняя, сегодняшняя публикация - визитная карточка журналиста. Долгие перерывы опасны, они лишают уверенности, тупят перо и снижают уважение в коллективе.
Редактируя материал, старайтесь не допускать вкусовой правки. Только смысловую! И никогда не правьте самовольно. Пригласите автора, растолкуйте ему свое мнение, постарайтесь его убедить, - мысленно поменяйтесь с ним местами, и тогда вы в полной мере ощутите его состояние. Не забывайте, что над вкусовой правкой, когда вы меняете "увидел" на "заметил", в газете смеются. А самовольщиков не любят.

Никогда не унижайте авторов, переписывая за них материал. Все замечания журналисты должны вносить сами. И не пишите на полях различные "ох!", "ну и ну", "еще чего!" и так далее. Это унижает автора, он невольно перестает уважать вас, как вы не уважали тех, кто писал на полях вашей рукописи: "Да ну?" и "А ты кто такой?"

Никогда не приобретайте амплуа "бойкого" журналиста с "бойким" пером, - таких в газете не жалуют. Помните слова А. М. Горького: "В понятие "бойкость" вместе с быстротой соображения и поступков всегда включается легкомысленное, поверхностное, непродуманное отношение к людям, к различным явлениям жизни".
Пожалуйста, не торопитесь к славе, а то в спешке легко разминуться с
нею!

Учитесь газетному мышлению: придумывайте "подачу" материала, выдвигайте идеи, делайте предложения, стремитесь войти в "мозговой трест" редакции - пожалуй, одно из самых почетных амплуа в газете. При этом не забывайте, что, выдвинув идею, вы и будете назначены ее исполнителем. Инициатива всегда была "наказуема" исполнением, так что будьте осторожны!

Никогда никому из коллег не отказывайте в совете и помощи. Легко и без жалости отдавайте свои мысли, "перлы" и перо другим. Помните: истинный талант - щедр!

Не бойтесь писать от первого лица. Хотя "я" в материале и ограничивает поле вашего зрения, сужает его, зато "работает" на убедительность, создает эффект присутствия", дает возможность высказать собственные мысли и повышает за них ответственность.
Можно писать и от третьего лица, но уж "мы" сегодня - совершеннейший анахронизм.

Пишите только то, что не противоречит вашим убеждениям и принципам, и никогда не забывайте, что вы писали прежде. Смена позиции без убедительного объяснения причин самоубийственна и для журналиста, и для газеты, которую он представляет.

Читатель феноменально зорок. Он непременно заметит и фактическую ошибку, и орфографическую, и прочитает между строк, и домыслит за вас то, что не имелось в виду. Читатель доброжелателен, зол, спокоен, вспыльчив, вдумчив, рассеян, благороден, злопамятен, щедр, мелочен и прочее, и прочее, - а журналист один! Но оставайтесь самим собой! Не раздваивайтесь, не растраивайтесь - уважение к самому себе и есть уважение к читателю.

Внимательно просматривайте почту, если хотите быть в курсе событий. Какую бы должность в газете вы ни занимали, считайте себя работником отдела писем в первую очередь. По первым откликам вы можете смело судить о характере всей почты,
которая придет на вашу публикацию: в массе своей читатель однороден. Однако в переписке с ним решительно избегайте стереотипа. Хоть несколько слов, но напишите от себя. Это важно не столько для читателя, который не всегда разберется, где "трафаретка", а где личное письмо журналиста, сколько для вас: непосредственный контакт рождает ощущение реальной поддержки, в которой вы часто нуждаетесь.

Смело и решительно корчуйте из нашей действительности все, что еще мешает нам жить, не миритесь с бюрократизмом, подлостью, предательством, равнодушием во всех их проявлениях.

Учитесь всю свою жизнь и учитесь всему! В этой тотальной учебе вам принесут пользу товарищи по газете, коллеги по другим изданиям - их замечания, устные выступления, заметки и книги. Но, овладев с их помощью секретами мастерства, приемами и методами работы, вы не закрепите все это навечно за собой, если останетесь "теоретиком".

Профессия журналиста такова, что каждое новое редакционное задание, каким бы опытом вы ни обладали, начинается с нуля. Ну и что? С нуля, так с нуля! Важно начать, и реальная жизнь подскажет вам много больше и ценнее того, что вы услышите от других.»

Читать полный текст...

ИСКУССТВО БЕСЕДЫ

ИСКУССТВО БЕСЕДЫ

Принципиальные положения.  

Принципиальным, на взгляд Аграновского, в общении с человеком это не возможность использовать его как источник фактов, цифр и результатов, а, прежде всего, его мыслей. Это первое. 

«Истинный газетчик обязан идти к собеседнику, во-первых, с мыслью, и, во-вторых, за мыслью.» А для этого необходимо иметь в своем арсенале набор методов, средств и приемов, облегчающих людям возможность думать и говорить. Только в случае интереса собеседника к теме беседы, можно надеяться на ее плодотворность. Это второе.

Как же вызвать этот интерес? Быть, прежде всего, самому журналисту интересной личностью и интересным собеседником и пробудить интерес у другой стороны к теме беседы. Это третье.
Благодаря специфике работы журналиста у собеседника уже априори есть к нему природный интерес, как к человеку, проживающему вместе со своими статьями о самых разных людях их жизни. Не погасить, а поддержать его – четвертое принципиальное положение

И последнее. Уметь построить беседу с человеком так, чтобы она стала самой настоящей «исповедью», потребность в которой имеет каждый человек, да не каждому он откроет свою душу. Чаще всего это сделать перед человеком «со стороны».  

«Чтобы помочь людям реализовать естественную потребность в откровенном разговоре, журналист должен быть человеком в высоком смысле этого слова.»


 Технология. 

Нет рецептов, как правильно строить беседы с людьми. Но если вспомнить чьи-то очень мудрые слова о том, человек только два года учиться говорить, и целую жизнь молчать, то и окажется, что это, как будто бы, и есть главный принцип в общении?- спрашивает автор. И тут же отвечает: «Так вот я с большим сомнением отношусь к этому критерию. Потому что жизнь меня убедила: нет более верного способа разбудить интерес человека к беседе, чем собственная разговорчивость. В тех случаях, когда я первым заговаривал и первым раскрывался, я мог рассчитывать на взаимность собеседника. Когда же прибегал к нелегкому умению слушать, беседа не клеилась.
  О чем же говорить нам, журналистам, при первой встрече? Думается, если коротко, то о жизни. Важно начать, и начать естественно, ни в коем случае не подыгрывая собеседнику, не примеривая к нему свое настроение, не боясь опростоволоситься, не следя за выражением его глаз, - говорить только о том, что действительно волнует, смешит, тревожит, что занимает наш мозг в данный конкретный момент… Одним словом, с чего угодно, но вовсе не для того, чтобы поразить собеседника энциклопедичностью своих знаний, а для того, чтобы раскрыть ему себя, свое состояние, свое отношение к жизни, свою мысль, действительно гвоздем сидящую в голове.»
Однако это не должно быть монологом, постепенно надо вовлекать собеседника в разговор, чтобы возник долгожданный контакт, и ему захотелось говорить самому. Журналист и собеседник должны быть равны друг другу для того, чтобы чувствовать психологическую раскованность. Но как быть равным человеку намного более умному или мудрому?

«А ну, как мы беседуем с академиком? Или просто с заведомо умным человеком, например со старым, умудренным опытом рабочим, который видит нас насквозь? И как быть с перепадом знаний, как правило, реально ощутимым, когда журналист встречается
и говорит с представителями различных профессий? Однако как же избавить себя и собеседника от ощущения неловкости, которое непременно возникает в процессе разговора? Как сохранить достоинство, если в глазах героя ты по знаниям его "ремесла" профан?»
И дальше Аграновский рассказывает об очень интересном случае его беседы с физиком Г. Н. Флеровым, научная группа которого открыла 10 элемент таблицы Менделеева и от которого все журналисты выходили с отпечатанным на бумаге ответом текста Не могу не привести его здесь.
«Между мною и академиком лежала пропасть. Однако выход, как известно, надо искать на дне отчаяния! И я сказал: "Только один вопрос, Георгий Николаевич! - Академик кивнул. - Скажите, почему вы атом рисуете кружочком. а не ромбиком или запятой?" – и показал на доску, висящую за спиной Г. Н. Флерова, а он тоже посмотрел на доску, испещренную формулами, потом на меня, и на лице его появилась снисходительная улыбка врача-психиатра, имеющего дело с необратимо больным человеком. Он сказал: "Почему кружочком? А так удобней, вот почему! Берешь и прямо так и пишешь - кружочек!" - Позвольте, - сказал я, - но запятую легче рисовать!" - Вы думаете? - заметил Г. Н. Флеров и на листочке бумаги нарисовал сначала кружочек, а потом запятую. - Пожалуй, - согласился он. – В таком случае по аналогии, вероятно, с планетарной системой..." В его голосе уже не было ни снисходительности, ни даже уверенности. Он определенно задумался! "Помните, - сказал он, - как у Брюсова? И может, эти электроны - миры, где пять материков... Хотя. конечно, аналогия с планетарной системой не вполне корректна, поскольку атом не круглый. скорее всего эллипсообразный, но даже этого никто не знает. Хм! Почему же мы рисуем его кружочком?" Он встал, прошелся по кабинету и нажал кнопку звонка. Вошла секретарша. "Попросите ко мне Оганесяна, Друина и Лобанова, - сказал Г. Н. Флеров. - И еще Перелыгина!"
  Через несколько минут его соавторы по открытию явились. Академик хитро поглядел на них, а потом сказал мне: "А ну-ка повторите им свой вопрос!" Я повторил. "Товарищи, - сказал я, - почему вы атом рисуете кружочком, а не ромбиком, крестиком или параллелепипедом?" И у них сначала появилось на лице нечто похожее на улыбку врача-психиатра, однако минут через десять они уже яростно спорили, забыв обо мне. Им было интересно!
  Вечером, приглашенный Г. Н. Флеровым, я сидел у него дома в коттедже, потом побывал в лаборатории, излазил весь циклотрон, перезнакомился с девятью авторами открытия, задержался в Дубне на целый месяц и написал в итоге не информацию в газету и даже не статью, а документальную повесть.
  С тех пор, защищаясь от "знающих" собеседников, пользуюсь самым безотказным оружием: открыто признаю свое незнание. Это кажется мне достойнее и полезнее, чем скрывать невежество. А если мое признание удается сделать в форме, вызывающей интерес собеседника или по крайней мере его улыбку, я могу считать себя победителем.»

Не следует тушеваться, если не понимаешь собеседника. Гораздо лучше задать прямой вопрос и получить на него ответ, открыто признавая, что тебе что-то непонятно, что ты чего-то не знаешь, - советует автор. Иначе, не разобравшись с самого начала, журналист бывает отключен от плодотворной беседы, превращаясь всего лишь в пишущий за собеседником автомат.

«Мы, журналисты, действительно чаще дилетанты, чем знатоки, и по сравнению с нашими собеседниками воистину невежды. Но на нас действительно "весь свет похож"! Чего же стесняться? Тем более что именно мы, и никто, кроме нас, и вряд ли кто лучше нас способен рассказать "всему свету" о богатствах, лежащих в закромах замечательных собеседников. Стало быть, негоже нам скрывать свое незнание, уж коли мы претендуем на роль посредников между людьми знающими и "всем светом". Нам расскажут - мы расскажем, мы поймем - и все поймут!»

Разговор с каждым собеседником стоит продумывать заранее, анализируя, какие сведения намеревается получить в ходе беседы, очертить круг вопросов, которые могут помочь в сборе материала, понять самому, что это за человек, каковы его возможности, черты характера. А для этого необходимо еще задолго да беседы проделать определенную работу, чтобы быть подготовленным к разговору с ним. Встретиться с людьми, которые его знают, поговорить с ними о будущем герое очерка и уж тут журналиста ждет целый «водопад сведений»
   
«Ну а если человек является для разговора сам, без приглашения? Или когда беседа возникает спонтанно и нет сведений? Даже в этих случаях я не тороплюсь. Задаю для начала несколько ознакомительных вопросов: где работает, к чему имеет отношение, кого из уже знакомых мне людей знает, какого мнения о последнем нашумевшем событии в городе - короче говоря, стараюсь немного отодвинуть суть дела, по которому мы встретились. А иногда, извинившись, делаю паузу на пять - десять минут, чтобы сосредоточиться, сбросить с себя посторонние мысли и подумать о содержании предстоящего разговора.
  У собеседника, мне кажется, всегда должно быть ощущение, что журналист не бродит в потемках, а точно знает, что ему нужно. Это ощущение обеспечивает успех.
  Вопросы я стараюсь ставить так, чтобы они не были лобовыми. Потому что вопрос "в лоб" не требует от собеседника размышлений, и к тому же отвечать на него не интересно.»
То есть вопросы должны ставиться так, чтобы ответы на них сами влекли нужные журналисту сведения.

 «Положим, нужны некоторые биографические данные:
  - Будьте любезны. расскажите свою биографию.
  - Я родился 14 октября 1940 г. в селе Березовка, Ярцевского района.
Школу окончил в 1956 г. Затем поступил...
  Скучно, никаких мыслей, собеседник поглядывает на часы, и этот взгляд
не ускользает от внимания журналиста. Другой вариант того же вопроса:
  - Вспомните добрых людей, которые вам попадались в жизни, а потом и
тех, кого лучше бы не вспоминать.
  Тут уж собеседник вздохнет, и закурит, и сделает долгую паузу, и, я убежден, начнет говорить, и все необходимые журналисту биографические сведения окажутся в его рассказе.»

В отличие от статичный кладовой вопросов можно считать вопросы ситуационные, делится своей находкой Аграновский. То есть такие вопросы, при которых собеседник как бы попадает в положение, заставляющее его действовать. Вот один из них.  

«- Скажите, если бы вас уволили с работы, что бы вы делали? Первая реакция - буквальная: "Как это - уволили? За что? Когда? И кто?" Дело свое собеседник знает, претензий к нему нет, на работу не опаздывает, скандалит редко и не без повода - недавно, например, поругался с таким-то из-за того-то, но наверху вроде бы разобрались, выводов не сделали... "Ах, абстрактно? Ну если абстрактно, другой вопрос. Уволили бы, памятник бы им поставил!" Потому что истинное призвание собеседника совсем не то, чем он занимается, а сцена! Да-да, вот уже восемь лет играет в самодеятельном оркестре народных инструментов на кларнете. Ушел бы наконец в профессионалы, и на душе было бы легче, и денег побольше...
  Живая жизнь! Попробуйте получить ее в журналистский блокнот, задавая статичные вопросы типа: "Ваше отношение к работе? Чем занимаются ваши родственники? Как у вас обстоит с честолюбием? Как относится жена к вашей профессии?"... Многие из этих вопросов, переведи их в статичный план, даже в голову не придут журналисту!»

Еще один метод, который автор условно называет "шахматным турниром", хорош, когда собирается материал о микроколлективах: заводской бригаде, экипаже самолета, соавторах открытия. театральной труппе, учебном классе и т. д. «Короткие характеристики, взаимно розданные членами коллектива, дают мне, во-первых, те самые предварительные сведения о людях, с которыми впоследствии я веду разговоры, и, во-вторых, сами по себе довольно часто используются в очерке при описании отношений внутри коллектива.»

Не исключает автор из техники разговора и вопрос -"провокацию". «Готовясь к вопросу, беру лист бумаги, незаметно от собеседника пишу несколько слов, затем переворачиваю написанное текстом вниз и говорю, не моргнув глазом:
"Скажите, это правда, что вы скряга?" Нет предела возмущению собеседника: "Я скряга?! Да кто вам сказал такую глупость! Зайдите ко мне домой, посмотрите, как я живу: у меня один костюм, а у детей - по три! Транзистор? - Есть! Жене и дочери по батнику? - Мне не жалко! В театр? - Только в партер! Зарплата? - В серванте, который не запирается! В заначке, вы не поверите, оставляю пятерку! На работе скидываемся - никогда не считаю. Это, наверное, Сарычев вам сказал, так я с ним из принципиальных соображений в компанию не вхожу: он форменный алкоголик! Но чтоб я хоть раз кому на подарок или в долг не дал... Вот Сарычеву - не дам!.."
  Когда собеседник исчерпан, я прошу его перевернуть лист бумаги и прочитать, что там написано: "Уважаемый имя-рек, не обижайтесь, никто мне о вас плохо не говорил, это всего лишь журналистский прием". - "Ну даете! -может сказать собеседник. - Выходит, у каждой профессии свои хитрости?"
  И вообще спор как метод беседы, по-моему, чрезвычайно плодотворен. Я никогда не тороплюсь согласиться с собеседником, даже если всей душой на его стороне. Он злится, негодует, поражается моему непониманию, растолковывает, приводит все новые и новые доказательства, нервничает - ничего: и ему, и мне надо потерпеть во имя общего дела. В конечном итоге все инциденты оказываются исчерпанными к обоюдному удовольствию.»

Важным для журналиста является вопрос о правдивости собеседника. Как определить, говорит ли он правду или вводит его в заблуждение? 
«Здесь, очевидно, многое зависит от нашей интуиции, от суммы сведений, которыми мы располагаем о собеседнике, от его внешнего вида и манеры говорить, от степени его независимости - набор данных, влияющих на уровень нашего доверия, вряд ли исчерпаем. Но принципиальное решение вопроса, мне кажется, не в этом перечне». 

Единственный способ, говорит автор, исходить только из того, что подтверждается объективно. «Как говорил один мудрый, опытный адвокат, "выслушай все стороны, взвесь обстоятельства, а потом еще раз их взвесь и приди к выводу, что нужно вновь выслушать все стороны". Этот принцип, на мой взгляд, полезно было бы взять на вооружение журналистам.»
Дальше автор рассматривае вопрос о том, чем лучше пользоваться газетчику:блокнотом, диктофоном или памятью? Каждый поступает по своему, потому что дело это сугубо индивидуальное. и т. д. Сколько журналистов. столько и методов работы. все молодые и начинающие газетчики работают в основном по-разному, а старые и опытные - одинаково, с небольшими отклонениями.  
Читать полный текст...

СБОР МАТЕРИАЛА

...Гражданином быть обязан.

Как поступать журналисту с конкретными письмами, авторы которых поднимают важные злободневные проблемы, но пишущие в газету инкогнито? Делать ли материал просто на основании письма или же все-таки отправляться в командировку, вникать во все детали и только после этого, конкретизируя героев, делать и публиковать очерк? Ответ один: «надо ехать! И не автору письма решать это; журналист, и только журналист вправе принимать решение: искать и ли не искать анономщика, ехать или не ехать к человеку, укрывшемуся за какой-нибудь буквой алфавита.

Но бывает, что инкогнито не прозрачное, все "концы" спрятаны в воду, тогда ситуация безвыходная: подняв руки вверх, газетчик остается дома. Другое дело - вопрос, связанный с обнародованием: приехав и обнаружив анонимщика, журналист обязан учесть мотивы его инкогнито, его желание или нежелание получать "известность" и в случае категорического отказа автора письма гарантировать ему написание того же "безадресного" материала. Почему так? Да потому, что в обязанности журналиста, кроме прочего, входит делание конкретного добра, причем независимо от того, будет или не будет написан материал, будет или не будет он опубликован.

Человеку плохо, так плохо, что он пишет в редакцию, и, даже пусть он укрылся за буквой "Т.", сам факт обращения в газету есть призыв о помощи.
Можем ли мы оставаться равнодушными? Можем ли не протянуть ему руку, имея
возможность ее протянуть? Кроме того, что мы - журналисты, мы еще самые обыкновенные люди, и нам должно быть свойственно умение совершать нормальные человеческие поступки.»

И именно от способности делать добрые дела, говорит Аграновский, человек состоится или не состоится как журналист. И принцип «рабочего состояния» предполагает повеление журналиста, схожего с поведением врача, для которого самый первый долг – помочь раненому человеку. Человек, называющий себя журналистом, прежде всего – гражданин, обязанный утверждать нормы нравственности и морали, нормы социальной справедливости. Разве может циничный и фальшивый человек, с замаранной совестью нести людям добро и свет? Читатель все равно прочувствует суть пишущего человека и либо верит журналисту, либо нет.

«Мы пишем так, какие мы есть, и читатель это прекрасно видит, чувствует,
знает, улавливая по нашим словам, оборотам, интонациям нашу суть, он точно
знает, каково наше истинное отношение к жизни, даже если мы провозгласим
иное.»

"При исполнении"

«Журналист, собирающий материал, - это человек, идущий по следу. Несмотря на то, что след может привести и к положительному, и к негативному материалу, состояние газетчика на задании всегда приподнятое, нервы напряжены, зрение обострено, слух насторожен, трата умственной и физической энергии повышенная. Между тем всего час или сутки назад, оформляя командировку и бегая по коридору редакции, мы были такими, "как все". Но стоит нам оказаться в самолете, в поезде или в машине, как что-то меняется в нашей психологии, в голосе, в походке, во взгляде, будто появляются дополнительная сила и решительность, - почему? Потому, что мы находимся "при исполнении". Конечно же, не сами по себе мы становимся сильными - мы сильны газетой, которую представляем. Но и сколько дополнительной ответственности тяжелым грузом ложится на наши плечи! Мы не можем позволить себе в командировке ни одного необдуманного слова или поступка. Никаких сомнительных знакомств. Ни вспышек злобы, ни вспышек радости.»

И чтобы снимать напряжение, которое присутствует, журналист берет с собой книгу – это может быть и какой-то роман, и специальная литература по теме, о которой придется писать, или просто томик любимых стихов, поддерживающих самое лучшее, высокое духовное состояние в человеке.

СБОР МАТЕРИАЛА

Поведение.

Очень важным является поведение журналиста при сборе материала. Неплохо, если он способен к перевоплощению, как актер, входящий в тот или иной образ, но эта способность не годится, «когда он общается с людьми, никакого отношения к сведениям не имеющими; способность к перевоплощению должна быть ограничена определенными рамками, тем более что журналист действует в командировке не только от своего имени, но и от имени газеты.

У журналиста не должно быть никаких престижных требований, он вполне может обойтись без люкса в гостинице, без стула в президиуме, без "особого" места в машине и т. д. Наше ровное, скромное, достойное, трезвое поведение - гарантия, с моей точки зрения, не только успешного сбора материала, но и его нормального прохождения на газетную полосу. Нельзя забывать, что на поведение журналиста в командировке может поступить в редакцию рекламация, и тогда его статья не выйдет - погибнет прекрасный замысел, верная тема и беспроигрышный факт. Возможно, кое-кто заметит, что все это азы журналистики, но таблицу умножения мы тоже знаем, однако нужно еще уметь ею пользоваться.»

Тактика и стратегия.

Каковы тактика и стратегия журналиста во время сбора материала? Стратегическая задача решается при помощи ранее выработанной концепции, с которой журналист отправляется в путь – с какими людьми встретиться, какую сумму сведений получить. А вот тактические действия должна диктовать конкретная обстановка, в которой бывает очень важным уметь предвидеть то или иное поведение людей при журналистском расследовании. Дальше автор приводит случай с загадочным исчезновением документа, который служил доказательством явных нарушений «власть предержащих» в одном из подмосковных городов, но с которого, благодаря верной тактике, журналистом заблаговременно была снята копия.

«Я чуть было не проиграл. Почему? Плохо продумал тактику. Мне бы хоть на секунду предположить, что возможно подобное, и я действительно снял бы фотокопию со злополучного документа. Однако описанная ситуация влечет за собой еще один вывод. Тактический просчет журналиста не трагедия. как бы драматически ни выглядела картина. А вот просчет стратегический грозит замыслу в целом. Это и потеря всех доказательств, и невозможность докопаться до истины.»

Методы.

«Из-под пера журналиста могут выходить два типа материалов: критические и положительные. На стратегической задаче это обстоятельство почти не сказывается, но с тактикой и поведением журналиста происходят, мне кажется, некоторые метаморфозы.»
Собирая «хвалебный» материал, журналист становится желанным гостем, а другая сторона – гостеприимными хозяевами. И вот тут он может расслабиться, пооткровенничать, нарушить важнейшие законы поведения «при исполнении» и иногда это превращается в письмо-сигнал в нашу газету о нашем «неправильном» поведении. Ведь далеко не всем может нравиться и позитивный материал, который собирает журналист.
"Доводим до вашего сведения, что ваш корреспондент такого-то числа во столько-то часов распивал с таким-то спиртные напитки..." - письмо такого содержания обычно приходит в редакцию раньше, чем журналист возвращается из командировки. И если факт подкреплен доказательствами, у корреспондента немедленно возникают всякого рода сложности с опубликованием даже положительного материала. Мы очень уязвимы, несмотря на кажущуюся защищенность, и поэтому должны бояться ничтожнейшего подрыва нашей репутации, не давать к этому поводов»

При сборе положительного материала задача журналиста облегчена возможностью принимать участие в событиях, писать о ситуации изнутри, что в какой-то мере компенсирует недостатки его личного воображения.

«Когда ж речь идет о сборе негативного материала, дело значительно осложняется. Мы оказываемся либо в состоянии войны, либо "вооруженного нейтралитета", но всегда в полной боевой готовности, и то же происходит с нашими хозяевами и "героями", которых, как видите, я вынужден на этот раз взять в кавычки.

В таких случаях нет смысла сразу сообщать о цели приезда, «разоблачительные и компрометирующие документы могут быть спрятаны или уничтожены, свидетели "предупреждены", то есть помехи в сборе материала окажутся решающими.

Что делать? Ответ напрашивается сам собой: найти прикрытие, какую-то версию, с которой можно явиться в район, не вызывая особых подозрений, а затем относительно спокойно "выйти" на факты, сообщенные в письме.»

Бывают и беспрецедентные факты, один из которых автор описывает дальше. О директоре завода, который запретил читать своим работникам один из номеров газеты, в которой работал он в то время.

«Каким же образом расследовать факт? Приехать и открыто попросить у директора объяснений, предъявив ему анонимку? А он возьмет и откажется. Короче, я рискнул использовать метод "глупее глупого" (отнюдь не убежден в точности его названия). Пришел к директору, дал ему прочитать анонимку и сказал, что во всей происшедшей истории редакцию волнует прежде всего проблема директорского авторитета. Мол, распоряжение изъять газету исходило, вероятно, из каких-то существенных соображений - кто же посмел не подчиниться директору, поставить под сомнение верность его приказа? Кто вешал газету на стенд вопреки его указанию? Что за личность решила жаловаться в редакцию? И так далее и все на тему: авторитет руководителя и способы его поддержания.

Дальше все было, как по нотам: директор "клюнул". Я позволил себе быть глупее его, он в это поверил. В течение получаса мною были получены все необходимые сведения: из каких соображений был отдан приказ изъять газету, как отнеслась к распоряжению заводская общественность, кто проявил "высокую сознательность", а кто не проявил, какие личности подозреваются в тайном вывешивании газеты на стенды и даже кто может быть автором ректор сопровождал рефреном на тему: как тяжело поддерживать авторитет руководителя!

Дело было сделано. Несмотря на нетипичность примера, он позволяет сформулировать следующий позитивный вывод. Сдержанность, деловитость во всем - в поступках, в проявления эмоций, в оценках и т. д. - вот, с моей точки зрения, главное оружие журналиста. Не надо торопиться с высказыванием своего понимания ситуации и проблемы, своих предположений и догадок, как бы они точны ни были. Куда полезнее большую часть времени проводить в командировке по принципу: все вокруг умницы, один я что-то не понимаю!»

Но самым универсальным методом сбора материала автор книги считает метод «открытого забрала», когда, «яившись на место, мы тут же предъявляем повод, по которому приехали, излагаем всю сумму предполагаемых претензий и действуем открыто.

Во-первых, открытость наших действий есть свидетельство уважения к праву "противника" на защиту.

Во-вторых, защищаясь, "противник" излагает свои доводы, и это толкает нас в поисках контрдоводов на более углубленное и всестороннее изучение проблемы. Стало быть, мы получаем дополнительную гарантию от предвзятости, а, убедив себя, тем легче убедим читателя.

В-третьих, "открытое забрало" рождает у людей ощущение справедливости, снимает излишки недоверия к журналистам, что очень важно для установления контактов с собеседниками.

В-четвертых, этот метод решительно облегчает выработку позитивной программы. Вживаясь в проблему, получая все доводы "за" и "против", начинаешь видеть не схему, а реальность, рожденную не злой волей отдельных людей, а объективными причинами. И тогда можешь позволить себе критику любой остроты,тем более если убежден в неправоте своих "героев", искренне болеешь за дело, знаешь его суть и способен дать позитивную программу.

Наши приемы работы должны быть непременно чистыми, честными, рыцарскими: обвинение да пусть будет брошено в лицо, и перчатка да пусть будет поднята!»
Невозможно перечислить все ситуации, с которым сталкивается журналист, но главное, что он должен «проявлять в командировке гибкость ума, чуткость к условиям, в которых он работает, разнообразность тактики, изобретательность в подходах, артистизм в исполнении - иными словами, весь свой талант, дабы в каждой конкретной ситуации найти оптимальное решение и обеспечить сбор материала. Однако выбор средств для достижения цели не должен быть ему безразличен хотел бы, чтобы эта мысль прозвучала громче остальных.»

Обобщая сказанное, автор выделяет главное, завязывает «узелки на память», уже не разделяя сбор материала на положительную и негативную темы.

1. Аналогия с работой следователя, который выясняет у родственников обстоятельства насильственной смерти близкого им человека: обязанный быть предельно тактичным, следователь тем не менее не освобождается от необходимости установить истину.

2. В темах, связанных с острыми конфликтами и разоблачениями, лучше всего разбираться не в одиночку, а при помощи, участии и содействии своих коллег.

3. Если собеседник требует от журналиста сохранения в тайне разговора с ним, говоря, что сказанное «не для печати», принимать решение о публикации должен только сам журналист, так как «мы не заставляем людей говорить, и, уж коли они открыли рот, тем

самым лишили себя права требовать от журналиста молчания. Тем более, если речь идет о вещах, имеющих общественный интерес. Разумеется, из правила могут быть сделаны исключения. Вот уж воистину "не для печати" интимные стороны жизни собеседника, его сугубо личные отношения с людьми, не вызывающие общественного интереса.»

4. Собирая материал, особенно негативный, необходимо включать в список лиц, встреча с которыми обязательна, представителей обеих конфликтующих сторон.

«Убежден, лучше не пожалеть в командировке нескольких часов, чем тратить потом дни, недели и месяцы на трудные объяснения по поводу того, почему "не встретился", "не прояснил" и "не выслушал". Тем более что такое наше поведение, особенно при сборе негативного материала, действительно неправомерно и справедливо оценивается как предвзятость.»

5. При нежелании героя очерка по каким-то причинам быть героем статьи, нужно ли настаивать? «Вопрос очень сложный, в каждом конкретном случае решаемый. вероятно, самостоятельно. Если от беседы уклоняется положительный герой, я никогда его не принуждаю, пока не выясню причин отказа. В них, в этих причинах, может скрываться и какая-то существенная деталь, индивидуализирующая героя, и черта его характера, и даже тема, которую мы, нащупав, не должны упускать.»

Хуже дело, когда отказ поступает от отрицательного героя или человека, с ним связанного. Тут даже "обязывать" невозможно: будет молчать! Их страшат журналистское преувеличение, предвзятость, способные привести к незаслуженному, несправедливому наказанию, которое по сумме "грехов" как раз не следует.

Стало быть, одно из двух: или еще больше насторожить героя, сказав ему, что все равно мы будем писать, и он, сейчас не защитившись, потом никогда не оправдается, или попытаться снять его недоверие к нам, честно выложить всю сумму претензий, попросить список лиц, способных его защитить или смягчить вину, и гарантировать нашу объективность при сборе материала. И тогда он пойдет на разговор, если подчинится здравому смыслу.»

6. В командировках очень часто журналиста сопровождает «гид» хозяев, к которым мы приехали для написания статьи.

«Что делать? Ведь работать нам при всей симпатичности "гида" в его присутствии очень трудно: ни откровенного вопроса задать герою, не поставив его в неловкое положение, ни откровенного ответа получить, ни посмотреть "что хочется", ни отказаться от смотрин того, "чего не хочется", а у "гида", как правило, своя программа...Так вот я никогда не протестую и никогда не возмущаюсь, боясь обидеть своих хозяев, вызвать у них ненужные подозрения. недоверие к себе, неприязнь, которые очень осложнят работу. Зато на собственном опыте убедился: смирение журналиста приводит к тому, что хозяева скоро к нему привыкают. Люди на производствах, право же, все заняты, бездельников мало, а если и есть таковые, пригодные для роли "гида", то и у них личных забот по горло. Короче говоря. через какое-то время "гид", извинившись, исчезает, и мы оказываемся предоставленными сами себе.»

Если же ситуация сложная и острая, то требование предоставления журналисту самостоятельно просто необходимо. «Обычно такого рода требования немедленно выполняются, и от гласной опеки не остается и следа. Но чье-то "ухо" нас все равно слышит, чей-то "глаз" постоянно видит, и забывать об этом категорически нельзя.

Техника.

Техника сбора материала определяет качество собираемой информации. Несерьезный, неряшливый, бездельничающий на глазах людей журналист не вызовет к себе доверия, шансов собрать качественную информацию у него практически не остается, если вообще люди не предпочтут проигнорировать его просьбы.

«Для того чтобы командировка привела к положительному результату, мы просто обязаны личным примером демонстрировать окружающим нашу четкость, собранность и серьезность, при этом решительно требовать того же от других. Это, мне кажется, единственное наше правомерное и всем понятное требование: не отдельного номера в гостинице, а прихода собеседника вовремя, не судака по-польски в рабочей столовой, а перепечатки нужного нам документа, не билета в местный театр, да еще в директорскую ложу, а рабочего кабинета для встреч с людьми, не проводов на вокзале с букетом цветов, а исполнения данных нам обещаний собрать актив, вызвать людей, пригласить специалистов.

Зачастую материалов и информации набирается очень много и встает вопрос: «что лучше - перебрать материал или недобрать? По всей вероятности, это дело сугубо личное, поскольку одни любят плавать в море подробностей, не боясь утонуть, а другие из-за неумения плавать предпочитают брод. Вероятно, наш окончательный вывод должен содержать призыв к том, чтобы мы в случае недобора материала умели компенсировать его своим опытом, знаниями и фантазией, а в случае перебора - сдерживать себя, ограничивать, "наступать на горло собственной песне".

Последним важным моментом в искусстве сбора материала автор отмечает умение его систематизировать. Ведь делать это часто приходится на ходу, во время бесед с людьми, в которых герой не заботится о последовательности излагаемого им материала.

«..ведя запись в блокноте, стараюсь хотя бы озаглавить составные его рассказа. Примерно по такой схеме: "сторонники героя", "позиция противников", "Развитие конфликта", "герой как личность", "позитивная программа" - короче говоря, по схеме, вытекающей из концепции. Заголовки пишу на маленьких полях, специально оставляемых в блокноте, напротив соответствующей записи беседы. Вечером в гостинице, бросив взгляд на все "позитивные программы" или все "позиции противников", я относительно легко представляю себе состоятельность своей схемы на данный конкретный момент работы, ее сильные и слабые стороны и могу прикинуть, что еще надо дособрать, допроверить и додумать. Наконец, вернувшись в редакцию и приступив к написанию очерка, я решительно облегчаю себе окончательную обработку материала продумыванием логики повествования и всей конструкции очерка.

По черновикам классиков, писал В. Шкловский, видно, что уже в первоначальных набросках они разрабатывают сюжеты. "Первоначальным наброском" для журналиста является, полагаю, кроме концепции еще блокнот с записью бесед, и надо стремиться к тому. чтобы в этих записях уже были заметны наши "сюжеты".
Читатель, вероятно, обратил внимание на то, что я постоянно тяготею к "во-первых", "во-вторых", "в-третьих" и, говоря о мастерстве журналиста, раскладываю его "по полочкам". Увы, это так. Хотя почему, собственно, "увы"? Разумеется, жизнь богаче, сложнее и запутаннее любых наших классификаций, и не мы для нее конструируем "полочки", а она нам командует, сколько их и какие следует создать, для чего и когда. Но и вместе с тем нам нужно, если мы журналисты-профессионалы, готовясь к встрече с действительностью, заранее все продумать и рассчитать, запастись по возможности не только строительным материалом для будущих "полочек", но и целыми готовыми блоками, при этом без всякого стеснения и без боязни быть обвиненными в излишней расчетливости.

Читать полный текст...

СОЗДАНИЕ КОНЦЕПЦИИ. УГОЛ ЗРЕНИЯ.

Продолжаем работу с учебником В.А. Аграновского "Ради единого слова"

СОЗДАНИЕ КОНЦЕПЦИИ

От "холодно" к "горячо".  

Как создается концепция? Нащупывается основная идея тема? Автор показывает это на конкретном материале, содержавшемся в редакционном письме о взяточнике – секретаря комитета комсомола на одном из крупных сибирских заводов, который брал деньги, участвуя как представитель общественности в распределении квартир. Прежде, чем отправиться в командировку по следам такого письма, необходимо понять, с каким взглядом на проблему и суммой каких мыслей может это сделать сотрудник молодежной газеты. Вот варианты тем:

• Взяточничество – плохо
• Почему этот человек стал взяточником?
• Почему им стал именно комсомольский вожак?
• Кто «заразил» его вирусом взяточничества?
• Почему это вообще стало возможным для секретаря комитета комсомола?

И вот тут «поворот» в ходе построения концепции от «холодно» к «горячо» 
Если это так, рискнем предположить: на данном заводе роль и влияние комсомола выросли до такой степени, что секретарь "мог" брать взятки при распределении квартир и гарантировать исполнение своих оплаченных обязательств!

  Это уже совсем "горячо". Последнее мыслительное усилие, и концепция готова. Она прозвучит так: "В условиях, когда комсомол наращивает свое влияние в обществе и приобретает все больший удельный вес, надо быть трижды внимательнее к подбору комсомольских кадров".

То есть, выстроенная «до» концепция дает возможность журналисту быть «зрячим» в командировке, и собирая под нее материал, он ставит перед собой и отвечает на вопросы, которых не было первоначально, расширяет свое творческое поле и возможности для написания действительно важного материала, который способен оставить отклик в читательской аудитории.

Однако, при выезде на место, может оказаться, что некоторые идеи автора концепции не совсем соответствуют действительности и реальное положение вещей не то, каким он себе его представил.
Какие варианты выхода из этого положения?

«Есть три выхода из положения.
 Первый: отказ от факта во имя сохранения темы. Это значит, надо набраться терпения и подождать (или поискать) другой фактический материал, подходящий к нашей концепции. 

Второй: переход на другую тему и концепцию с использованием данного факта. Перестраиваться следует на месте, и это плохо, но мы сами виноваты, потому что обязаны были, размышляя над фактом, предусмотреть несколько вариантов тем и концепций.

Третий: остаться с выработанной концепцией, хотя фактический материал "не лезет" в ее рамки. В этом случае, столкнувшись с "мешающими деталями", не избегать их, а так и писать: я, мол, думал, что... Однако фактическая ситуация оказалась иной, но это не должно помешать нам сделать выводы, к которым мы подготовились, продумывая нашу концепцию.»

Главным в построении концепции автор считает ход мыслей журналиста, который, размышляя над фактом, трансформирует его в тему и механизм создания концепции, собирая под нее при этом самые различные материалы – от бесед со знающими людьми до выводов социологов по проблеме лидерства. И это напрямую касается методологии журналистской работы.

Варианты.  

Вариантов концепции может быть несколько. Однако, самым главным в ее построении всегда будет «ход размышлений, процесс создания концепции, важна методология работы.

Добавлю к сказанному еще два "узелка на память". Даже беря за основу "проблему", положим, хозяйственную, педагогическую или производственную, мне кажется, журналисты обязаны поворачивать ее к читателю этической стороной, раскрывать через людей и их отношения. потому что пишут не инструкции, а очерки. 

И еще один "узелок на память". Вряд ли можно рассчитывать на то, что будущий материал "на равных" вместит в себя все придуманные варианты, потому что любой очерковый материал, мне кажется, может держаться в газете только на одном стержне, на одном шампуре, на одной главной теме, другие должны всего лишь ее поддерживать, но не более.

Присутствуя в очерке, они, возможно, украсят его, даже составят его богатство, но, как в дорогом колье, в очерке тоже нельзя перебарщивать с бриллиантами высокого достоинства. Пусть главный обрамляется маленькими, скромно расположившимися вокруг, и никто не обвинит автора в отсутствии вкуса.»

Чем больше вариантов развития темы найдет журналист, тем более подготовленным психологически окажется журналист при работе с фактами и он уже точно не вернется из командировки без интересного материала.

Созданная концепция очень полезна, так как она помогает определить круг общения в командировке, задать людям уже ранее поставленные перед самим собой вопросы и получить на них наиболее типичные ответы, выбрать и предложить читателям наиболее позитивную программу решения проблем, затронутых в очерке.
Работа в журналистике предполагает постоянное пополнение знаний и очень удобен один из способов их фиксирования и систематизации, чтобы всегда, в нужный момент можно было вернуться к ним для использования в своей работе. Далее в книге приводятся конкретные примеры выработки подобных концепций «Удар в колокол» и «Разрешите любить» 

ПЕРЕД ДОРОГОЙ

Мешающие детали.

«С мыслями в голове действительно не страшно отправляться в путь. Есть возможность заранее выработать тактику и стратегию сбора материала, вести поиск не разбросанно, а четко, целеустремленно, без суеты; обеспечить логику будущего повествования; наконец, попросту сэкономить время в командировке, действуя не по наитию, которое бывает обманчивым, а по плану, позволяющему тщательно и спокойно собрать "урожай" до последней крупинки. Короче говоря, выигрыш налицо.

А есть ли проигрыш? В свое время, говоря о создании концепции, я как бы разделил ее на две части, одну назвав "предварительной" и отведя ей место до сбора материала, а другую - "окончательной", подправленной жизнью. Зачем нужна первая? Чтобы планировать сбор материала. Зачем нужна вторая? Чтобы стать конкретной, объективной и правдивой моделью будущего произведения.

Но вот наконец пришло время задать вопрос: если обе концепции полностью совпадут, то есть материал, собранный журналистом, подтвердит "предварительную" настолько, что она превратится в "окончательную", будет ли это показателем высокого уровня журналистской работы? Да, будет: жизнь подтвердила то, что журналист предвидел, - в этом и заключается, наверное, истинное мастерство. Ну, а если "половинки" не совпадут? Если собранный материал "предварительную" не просто подправит, а полностью опровергнет "окончательной", подправленной жизнью. Зачем нужна первая? Чтобы планировать сбор материала. Зачем нужна вторая? Чтобы стать конкретной, объективной и правдивой моделью будущего произведения.

Вот почему я против деления на "предварительную" и "окончательную" концепции: даже из педагогических соображений не стоит закладывать в методику журналистской работы возможность низкого уровня.

Нет, я не сторонник того, чтобы сдаваться в плен собственной концепции, превратив ее в нечто, сделанное из нержавеющей стали. Концепция - понятие резиновое. Она должна вмещать в себя любой материал, мешающий и не мешающий, должна вмещать в себя жизнь, становясь от этого только богаче, правдивее и убедительнее. 

Именно перед дорого следует подробнее рассмотреть мешающие концепции детали, чтобы потом не пришлось делить факты на «лезущие» и «не лезущие в нее», - говорит автор. И показывает это на примере сбора материала о среднестатистическом шофере своего времени, с заработком в 130 рублей в месяц. Факты, которые журналист нашел в семье водителя, никак не согласовываются с простыми цифрами – получалось, что траты превышают доход семьи. 

Ну вот, мы на пороге "мешающей" детали, сейчас она "вылезет" и испортит мне среднестатистическую картину. уведет в сторону от типизации, и я потеряю столь дорогое мне совпадение. И если так будет дальше, от моего социального портрета останется банальный очерк нравов. Как быть, что делать?»
Однако постепенно выясняется, что на самом деле герой будущего очерка подрабатывает во внеурочное время, чтобы был достаток в семье.

«Сделаем вывод. Хорошо ли, что очеркист не испугался "мешающей детали", не отсек ее, хотя она и грозила спутать одну из запрограммированных мыслей? Да, хорошо. А мысль, не бог весть какая, была: поскольку шоферы зарабатывают мало, их безусловную любовь к профессии надо объяснять вовсе не меркантильными соображениями, а тем, что машина дает ощущение физической свободы, относительную самостоятельность, скорость передвижения. общение с дорогой, смену впечатлений. Так что же? "Мешающая деталь" поломала эту маленькую составную общей концепции, разрушила ее? Ничуть. Скорее, подтвердила, укрепила и даже углубила. Зарабатывая не 130, а 170 - 200 рублей в месяц, шоферы тратили столько сил и трудились с такой нагрузкой, что давно бы бросили шоферское дело, если бы держались только за деньги. Стало быть, не отвергнув "мешающей детали", мы с ее помощью проникли в суть профессии поглубже, узнали много скрытых подробностей, окунулись в густой человеческий быт.

Убежден, верную концепцию никакие "мешающие детали" не в силах поколебать, и потому не нужно от них отказываться. Более того, если концепция верна, никакие детали не могут ей быть "мешающими". Ну, а если реальная действительность все же ломает предварительное представление, то грош ему цена, такому предвидению, туда ему и дорога. Как говорил Шерлок Холмс: "Побочные обстоятельства бывают иногда так же красноречивы, как муха в молоке". В нашем журналистском деле очень важно определить: где "молоко", а где "красноречивая муха", и ни при каких случаях, жертвуя молоком, не выбрасывать вместе с ним "красноречивых мух".

Нет, нельзя обманывать читателя, нельзя вводить его в заблуждение. Чем быть предвзятыми, лучше быть послевзятыми. В. Г. Белинский в свое время писал: "Часто путешественники вредят себе и своим книгам дурною замашкою видеть в той или другой стране не то, что в ней есть, но то, что они заранее, еще у себя дома, решились в ней видеть, вследствие односторонних убеждений, закоренелых предрассудков или каких-нибудь внешних целей и корыстных расчетов. Нет ничего хуже кривых и косых взглядов; нет ничего несноснее искаженных фактов.

А факты можно искажать и не выдумывая лжи...стоит только обратить внимание преимущественно на те факты, которые подтверждают заранее составленное мнение, закрывая глаза на те, которые противоречат этому мнению."

Итак, квинтэссенция: в тему, полагаю, нельзя врываться, в нее надо входить медленно и размышляя, в итоге должна создаваться концепция - мыслительная модель будущего произведения, свободная от предвзятости; предвзятость - плен для журналиста, концепция - его свобода; если концепция верна, для нее не существует "мешающих деталей", если ошибочна - все детали для нее "мешающие».

Подводя итоги, Аграновский подчеркивает, что тема, возникшая в воображении журналиста на основе какого-либо факта не должна мешать его свободному творчеству, а концепция будет своеобразным «магическим кристаллом», с помощью которого он сможет разглядеть любые дали документального повествования.

Угол зрения. 

На какие темы писать журналисту? Понятно, что в первую очередь, на злобу дня. Но должна ли тема отражать самую его личность, быть к ней максимально приближена, находиться в сфере его знаний, интересов и симпатий? Или браться за тему ради темы, пряча порой свою антипатию к ней и явный недостаток знаний?

 «Иными словами: я "за" или "против" многотемья; "за" или "против" узкой специализации? Что дает, с моей точки зрения, большую эффективность: широта тематического охвата, но при выраженном дилетантизме журналиста, или узость тематики, но сопряженная с истинной глубиной?

  Спор этот старый, хотя, казалось бы, чего тут ломать копья? Идеально было бы при широте охвата да обеспечивать рекордную глубину. Однако как достичь такого идеала? Вот тут-то и проходит водораздел между спорщиками: одни считают, что ближайший путь к идеалу лежит через узкую специализацию, другие отдают предпочтение широкой дороге многотемья.

  Моя позиция сложнее, постараюсь со временем ее изложить, но одно для меня бесспорно: в основе любого творчества должны лежать фундаментальные знания. Мгновенной озаренности, как и гениального наития, хватает ненадолго, а чтобы целую жизнь прожить, да еще журналистскую, из сплошной суеты состоящую, из бесконечных заданий сотканную, из миллиарда строк сложенную, - какая уж тут озаренность! Работать надо из года в год, изо дня в день, из часа в час!

Теперь-то могу, наконец, заявить в полный голос, что, ратуя за создание концепции, я ратовал прежде всего за фундаментальность знаний журналиста, как раз и выраженных в этих концепциях, за информированность, за основательность жизненного и социального опыта.»

Откладывая немного в сторону тезис о необходимости фундаментальных знаний, первичным в деле журналистике автор называет личностные качества, которые позволяют заниматься ею, сравнивая личность с первым этажом, над которым как ее творчество выстраивается второй. Нельзя построить второй этаж, пропустив первый.

Рассказывая дальше о журналистах «Комсомольской правды», имеющих в редакции амплуа "узких специалистов", автор на конкретных примерах показывает, что те блестяще писали материалы, выходящие порой далеко за пределы этой специальности, не говоря уже о «всеядных» мастерах пера.  

"Узкая специализация" не мешает браться за самые разные темы, больше того - помогает" Почему? Потому что и Песков, и Голованов, и Зюзюкин, и Михалев, и все остальные, обладая фундаментальными знаниями в какой-то одной области, не замкнулись в ней, во-первых, и получили угол зрения на прочие темы, во-вторых. О чем бы ни писал Песков, в его материалах "сидит" забота обо всем живом и неживом, что нас окружает, мы постоянно чувствуем этот рефрен, он звучит у Пескова, как припев в песне. Какой бы темы ни касался Голованов, он подходит к ней как научный обозреватель - не только по методологии, но и по сути. Потому что сумма знаний журналиста - это его точка отсчета, это плацдарм, с которого он ведет наступление на самые разные темы, это фундамент под здание, которое он строит.

 Разве мы против такой "специализации"? Думаю, против той, что заковывает журналиста в латы одной темы, являясь одновременно и фундаментом, и зданием да еще без окон и дверей. без доступа свежего воздуха. Потому что газетчик рано или поздно, но начинает задыхаться, у него появляется, как говорят врачи, резистентность - привыкаемость к лекарству, а в данном случае - к теме, он перестает чувствовать ее, начинает повторяться, переходит на штамп и в подходе, и в исполнении, скучнеет и даже тупеет, теряет способность рождать новые мысли, приводить новые доводы и резоны, короче говоря, вырабатывается.

В самом деле, если журналист написал достойный материал, способный разбудить общественную мысль, значит, он снабдил его достаточно убедительным набором доводов. А где взять новые доводы, если, не повторяясь, писать на ту же тему через неделю или месяц? Психологически мы так устроены, что, однажды выступив серьезно, исчерпываем себя на весьма солидный срок. Читатель, как правило, этого не понимает и, откликаясь на наше выступление, забрасывает нас новыми и новыми фактами, шлет и шлет "аналогичные случаи", и все это впустую, напрасно, совершенно бесперспективно - по крайней мере в нашем исполнении.

Как же не посочувствовать бедным "однотемникам", которые не день, не месяц и не год трудятся на отработанном пару! Мысли на деревьях не растут, вот и приходится бесконечно повторяться и цитировать себя, тиражируя прежние выступления.   А писать-то как раз надо, по-моему, так, чтобы повторение исключалось! Если журналист чувствует, что вслед за одним материалом он тут же готов сесть за второй на ту же тему, это значит, что он в первом не выложился, не исчерпал себя - и пусть не обманывается: его выступление было слабое. 

Нет, я не могу быть против "специализации", но я бы умер от тоски, приговори меня кто к пожизненной теме!»
Не зря людям рекомендуется чередование разных видов деятельности, когда умственный труд меняется на физический и наоборот. Так и журналист должен менять тематику своих выступлений, «хотя бы о том, что свежий взгляд на незнакомую проблему обеспечивает взрыв идей: в большинстве своем они, возможно, и пустые, но после просеивания вдруг остается какая-то "мыслишка", которая может стоить десяти традиционных, родившихся в головах специалистов.»

Это не призыв к невежеству, это призыв проникать в глубины все новых тем, имея свой собственный угол зрения!

«Если бы в каждой газете молодым журналистам предоставляли время на выяснение симпатий к темам, а потом год-полтора - на глубокое изучение проблемы, на "узкую специализацию", то это был бы самый короткий путь к формированию журналиста широкого профиля. Практика показывает, что таким путем прошли многие известные публицисты нашего времени».   Читать полный текст...

КАК СТАТЬ ПРОФЕССИОНАЛЬНЫМ ЖУРНАЛИСТОМ

Продолжаю рассказывать о  книге В.А. Аграновского "Ради единого слова"

Как стать профессионалом.  

Что отличает особое авторское видение и восприятие мира от восприятия и видения других людей. По мнению автора это талант. Каковы же должны быть необходимые составляющие журналистского дарования, особенно, газетчика-профессионала? В.А.Аграновский среди них называет две главные способности – это умение удивляться, без которого исчезают «детская непосредственность», радость от общения с людьми, пропадают желания и потребность в самосовершенствовании и размышлении.

"Дети - поэты, дети - философы, утверждает Я. Корчак. А потом? Куда это уходит? Почему умирает? "Почему, когда маленькие становятся большими, поэты и философы редкость?" - спрашивает писатель Е. Богат, а затем констатирует: - "Для меня это один из самых глубоких и трагических вопросов жизни..."  

В наш век бурного развития научно-технического прогресса люди практически разучились удивляться. И этот процесс все больше затрагивает даже детей.

«Четырехлетний племянник, слушая "живое" пение под гитару, спокойно сказал: "Я знаю, дядя Валя, у тебя в горле магнитофон". 
Телефон, телевизор, транзистор, магнитофон - кого эти чудеса сегодня удивляют? Мы воспринимаем транзистор, эту "каплю человеческого гения", этот голос мира и человечества, не как великое чудо времени, а как игрушку, которую просто таскаем через плечо…» 

Происходит «девальвация чуда», которую заметил Сухомлинский, и потому воспитывал в детях именно это умение удивляться самым обычным и в то же время самым прекрасным вещам тем, что окружают нас со всех сторон – звездному небу, журавлиной стае, деревьям…
Что же тогда может дать людям и своим журналист, не способный видеть и чувствовать эти такие, кажущиеся простыми на первый взгляд чудеса окружающего мира? Человек с ограниченным духовным миром?

Второй особенностью журналиста автор считает «рабочее состояние», именно постоянная, никогда не отключающаяся работа мозга журналиста, который в любых условиях «постоянно "отбирает" и фиксирует то, что должно войти в будущий очерк, статью, репортаж и т. д.»

  «Может возникнуть вопрос: как сочетать необходимость удивления с необходимостью сохранять постоянную трезвость ума и рабочее состояние? Вот так и сочетать, вполне диалектично, хотя не утверждаю, что это легко делать. Но без рабочего состояния кому нужно журналистское удивление? А без умения удивляться как можно использовать постоянное стремление журналиста писать? Творческая личность всегда работает...»

Все увиденное, перечувствованное, пережитое журналистом в любом состоянии и в любое время становится его творчеством и ложится на бумагу.

«Конечная цель журналиста - написать, поведать людям и миру. Газетчики должны стараться идти не по следам событий, а рядом с ними, быть не за пределами явления, а наблюдать его изнутри, каких бы сил это ни стоило. К великому сожалению, далеко не всем счастливчикам, оказавшимся в эпицентре событий, удается потом создать нечто такое, что взволновало бы зрителя, слушателя и читателя. Но чем больше нас, чем выше наши способности, тем вернее шансы кого-то довести дело до талантливой публикации, до выставочного зала, до публичного исполнения.
  Быть может, способность удивляться и умение жить по принципу "рабочее состояние" и есть в конечном итоге талант, с помощью которого возникает у журналиста подобный замысел и рождается волнующая тема?»

ЗАМЫСЕЛ, ФАКТ, ТЕМА

Источники.

Читая эту главу, мне вспомнились слова А.Ахматовой: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая преград…»
Так как и откуда возникает замысел и берется тема?
Этот вопрос автор определят как один из фундаментальнейших вопросов журналистского мастерства.  
Рассматривая его, автор вводит определенную терминологию во избежание путаницы и разночтений.
 
«…тема и замысел не одно и то же, хотя в обиходе нередко эти понятия сливаются в нечто целое. Замысел, по Далю, есть "намерение, задуманное дело", и я готов считать его первой стадией рождения темы. Кстати сказать, действительно не обязательной, потому что не исключаю ситуации, когда замысел и тема возникают не по "очереди", а одновременно. В этом случае тема, становясь замыслом, включает его в себя, поглощает примерно так же, как ожог четвертой степени можно условно считать "поглотившим ожоги первых трех степеней. Но обычно между замыслом и темой имеется дистанция, которую еще надо преодолеть, чем-то заполнить. Чаще всего замысел лишь предчувствие темы, достаточно аморфное и в некотором смысле безответственное, как, например: "Хорошо бы написать о любви!" Сколько подобных ему могут остаться нереализованными, потому что им еще далеко до темы, потому что они лишены мыслей, потому что замысел - стадия, практически мало к чему обязывающая журналиста, а тема - это уже реальная основа для сбора материала и его написания. Позже рискну дать определение теме, а сейчас, немного забегая вперед, скажу: я понимаю рождение темы как процесс глубокого осмысления, способствующий трансформации замысла в тему.»

К источникам возникновения замысла автор относит, в первую очередь, собственный социальный опыт журналиста, его широкую информированность, все его знания, которые, достигнув степени определенной концентрации, как бы «выпадают в осадок» в виде замысла, способного в свою очередь трансформироваться в тему, и для газетного решения темы будет недоставать только факта, на поиски которого журналист и должен тратить силы.» 

По-моему, здесь можно говорить о своеобразном о переходе количества в качество.
Вторым источником является сам факт, пришедший откуда-то из внешнего мира и дающий своеобразный толчок для возникновения замысла. Наступает творческий процесс переработки факта через личный опыт и знания журналиста, что и трансформирует замысел в тему.

«Проиллюстрирую сказанное примерами.
  По образованию я юрист, когда-то был адвокатом, и хотя вот уже двадцать лет работаю в журналистике, не порываю контактов с бывшими коллегами по юриспруденции, регулярно просматриваю специальную литературу, короче говоря, более или менее хорошо знаю состояние борьбы с преступностью, особенно с подростковой. Замысел написать о профилактике правонарушений как бы сидел во мне, и вот однажды, ощутив внутреннюю потребность, взвесил все "за" и "против" и решил, что час пробил. Трансформировать замысел в тему при моих знаниях предмета исследования, откровенно говоря, было нетрудно. Недоставало
факта, и я отправился за ним в колонию, где и нашел чрезвычайно интересного колониста, впоследствии названного мною Андреем Малаховым. Проследив сложную жизнь подростка в ретроспекции, я попытался нащупать горячие точки его судьбы, которые сформировали из юноши преступную личность. Так была написана документальная повесть "Остановите Малахова!", часть которой публиковалась в "Комсомольской правде". (в последующем по этой повести был поставлен спектакль, о котором уже упоминалось в первом посте, посвящено разбору этой книги).
  Но могло быть иначе. Могло быть так, что никакой внутренней потребности я еще не чувствовал, а человека, судьба которого меня взволновала, уже повстречал. Тогда естественно возникший замысел написать о нем "наложился" бы на мой социальный опыт и знания, трансформировался в тему, и я тоже взялся бы за перо.»

Однако в жизни, говорит автор, не всегда бывает все так просто. Журналисту зачастую не хватает опыта или знаний и, имея какой-либо интересный, захвативший его воображение факт, он вынужден на ходу изучать необходимую по теме данного факта информацию. 

«Только собственный опыт журналиста его знания, эрудиция, информированность и, кроме того, найденные им факты - это и есть источники возникновения замысла. Других не знаю. Впрочем, могу допустить ситуацию, при которой кто-то из коллег подсказывает журналисту мысли, подыскивает ему факты, помогает "родить" тему, делится своими знаниями и способностью размышлять. Но это возможно раз, второй, третий, ну четвертый, а потом наступает предел. Рано или поздно, но журналисту надо петь собственным голосом, а не под чужую фонограмму. И, если выяснится его несостоятельность, ему придется либо смириться с амплуа "середнячка", либо расставаться с профессией. Потому что истинный журналист не тот, кто собирает чужие мысли, а тот, кто щедро одаривает коллег собственными.»

Тема.  

Рассматривая вопрос о теме, автор сравнивает ее с темой в музыке, где ведущий главный мотив в гармоничном сопровождении обозначается как тема. 
Не принимает автор определение темы, данной в «Энциклопедическом словаре», согласно которому "тема - обозначение круга жизненных явлений или вопросов, которые отобраны автором и изображены в его произведении... с определенных идейных позиций", так как «по ней выходит, что главное - "отобрать" какое-то жизненное явление, такое, положим, как любовь, - и это тема? Соревнование - тема? Преступность - тема? Это было бы слишком просто. Даже не надо ломать голову не только над вопросом, "о чем писать?", но и над вопросами "как писать?", "зачем?".
  Полагаю, что материал не просто "обозначен", если явление не только "отобрано", а выражено к нему отношение автора, вооруженного мыслями, тогда и можно говорить о наличии темы.
  Так, например, не просто "преступность" как явление, а "причины преступности". и не просто "причины", а "социально-психологические", - это уже, с моей точки зрения, много ближе к тому, что называется "темой". А что я, собственно, сделал? Сузил круг вопросов, и только? И выдаю результат за "тему"? Отнюдь! Я всего лишь определил главное направление поиска и проявил свою позицию, как бы сказав: из известных причин преступности в нашей стране - пережитков прошлого в сознании людей и влияния буржуазной идеологии - акцент сделан на третьей - социально-психологической.
  Итак, тема, по-моему, - это главная мысль или сумма мыслей, выражающих отношение автора к явлению, которое он отбирает для исследования и последующего изображения в своем произведении».  


Автор соглашается с М.Горьким, который понимал тему как основную идею, зародившуюся в жизненном опыте самого автора, требующую воплощения в виде произведения.

Поворот темы.  

Самый «горячий» и сенсационный факт не сможет повлиять на умы, если он не будет подан читателям через призму его собственных взглядов, если не пройдет переосмысление журналистом, если вокруг него нет размышлений и выводов автора.

«Сенсация сама по себе чаще всего рождает кривотолки, оставляет читателя в недоумении, не организует его отношения к событию, факту, а в итоге формирует не то общественное мнение, на которое рассчитывал журналист.»

"До" или "после"?

«Работа журналиста складывается поэтапно. Замысел и факт, как известно, могут поменяться местами, но потом следует рождение темы, сбор материала, его обработка и так вплоть до написания. Но стоп! Где место авторской концепции: до или после сбора материала? Любой ответ на вопрос не бесспорен, хотя имеет принципиальное значение: он, думаю, во-первых, обнаруживает верное или неверное понимание смысла журналистики;
 во-вторых, открывает или не открывает доступ к залежам главных секретов журналистского мастерства;
в-третьих, решительным образом сказывается на качестве работы.»

И вновь автор книги возвращает нас к вопросу о терминологии, говоря, что лично он понимает под «авторской концепцией» сумму мыслей, приведенных в определенную систему - модель будущего произведения.

«Концепция - родная сестра темы, по возрасту младшая, потому что рождается позже, а по значению, по основательности старшая. Тему можно сформулировать без доказательств, а концепция непременно содержит обоснования, доводы, резоны. От замысла к теме - полшага, до концепции - полный шаг.»
 
По мнению автора, опирающегося на свой собственный опыт и опыт коллег-журналистов, концепция «должна создаваться не после, а непременно до сбора материала. 

"Таковы мои склонности и мои взгляды, - писал Монтень, - и я предлагаю их как то, во что я верю, а не как то, во что должно верить".  
Иными словами, лично я убежден, что в зависимости от того, как мы работаем - собираем ли сначала материал, обдумываем его и только потом "рождаем" концепцию или начинаем с модели, чтобы затем собрать материал и осмыслить его в рамках нашей концепции, - в зависимости от этого мы или журналисты, идущие по следам событий, или смело шагающие впереди, опережая события; мы или способны только на повторение уже известного, или можем говорить читателю нечто новое; мы или еще новички в газетном деле, или опытные документалисты, работающие профессионально.
  Конечно, заниматься журналистикой по принципу "увидел и написал" можно.
Многие так и делают, да и я в том числе. Это куда легче, чем работать по принципу "предвидел, увидел и написал". Но последнее, безусловно, эффективнее.»

  Отвечая на вопрос об объективности и правдивости информации, которая рождается уже после построения мысленной модели, автор подчеркивает важность обоснованного острого предвидения, которое основывается на жизненном, социальном опыте журналиста, на его знаниях и информированности.


«Кроме того, кто же будет отрицать, что даже умное предвидение может быть откорректировано, подправлено реальностью, окажись оно в столкновении с так называемыми мешающими деталями. Но в том-то и дело, что всевозможные коррективы способны уничтожить как раз предвзятость, а не концепцию, которую они могут только уточнить и сделать более достоверной.
Стало быть, немного смягчая категоричность, готов добавить к понятию "концепция" слово "предварительная", имея в виду то, что после сбора материала она станет "окончательной".
Концепция дает возможность газетчику идти к своему герою с мыслью, что, между прочим, вовсе не исключает - за мыслью. Да, и за мыслью!
И тем не менее я отдаю предпочтение тому журналисту. который умеет искать и находить факты в подтверждение идей, рожденных им, а затем отданных людям.»

Факты. 

Все знают, что факт - упрямая вещь. И в этом для журналиста содержится главное: «качество факта, его упрямство, с которым нельзя не считаться, но и которым надо уметь пользоваться. Подобное качество диктует профессиональное отношение к факту: ни в коем случае не прибавлять к нему, не убавлять от него, не трогать, не подтасовывать - всецело на факт полагаться.»

Но факты приходят к журналисту по самым разным каналам. 

Во-первых, это может быть рассказ сотрудника газеты, вернувшегося из интересной командировки, с целью информирования своих коллег о положении на местах. Слушая этот рассказ, «коллектив получает ценную информацию, которая наравне с фактом служит источником замыслов, а рассказчик апробирует на коллегах некоторые положения будущего материала. Выгода, таким образом,
взаимная и бесспорная.
   
  Во-вторых, прямое общение журналистов друг с другом в неофициальной обстановке - то, что называется сидением верхом на редакционных стола, где больше взаимной раскованности, есть возможность не только сообщить факт, но и сразу его осмыслить, "прокрутить" и выйти на тему.
 
  В-третьих, регулярные встречи с "интересными людьми" - специалистами своего дела, ответственными работниками, представителями различных отраслей знаний, хозяйства, науки и техники, искусства. Главная цель - информация о делах, еще не вышедших за пределы опытов и лабораторий, о проектах и предположениях, о тенденциях развития, о далекой и близкой перспективе во имя правильной ориентации журналистов, работающих в газете над актуальной тематикой.
   
В-четвертых, чтение других газет и журналов - я уж не говорю о чтении вообще, необходимом журналисту как воздух. Без чтения мы становимся похожими на иностранцев, вынужденных молчать из-за незнания языка.
  
  В-пятых, "жернова" - постоянно действующий (к сожалению, не с той периодичностью, с какой хотелось бы) творческий семинар молодых журналистов "Комсомольской правды". Ведут его по очереди опытные газетчики, но дело даже не столько в квалификации "ведущих", сколько в искреннем интересе "ведомых", которые получают редкую возможность выговориться, то есть реализовать одну из продуктивнейших форм самообразования.

  В-шестых, читательские письма - основной поставщик фактов, хотя лично я к этому каналу отношусь весьма сдержанно, исходя из того, что преувеличивать значение письма в газете так же опрометчиво, как и преуменьшать. Кстати сказать, писем-идей и писем-тем, чрезвычайно мало, в газетной практике они буквально на вес золота.
Одно письмо может отражать целое явление, но бывает и так, что годовой поток писем с примерно одинаковыми фактами не дает никаких оснований для газетного выступления.
Однако не в этом дело. Главное, что оценка фактов, содержащихся в письмах, принадлежит не какому-нибудь "дяде", а нам, журналистам. Именно мы обязаны
"увидеть" нечто за фактом, "разглядеть", "угадать", "предположить", "почувствовать" - и все это совершенно невозможно без знаний, без информированности, без социального опыта. Таким образом, мы возвращаемся "на круги своя" - к разговору об уровне нашего профессионализма.»

Читать полный текст...

Конспект книги В.А. Аграновского "Ради единого слова"

Моя работа в мастер-классе Константина Шереметьева продолжается. И раз уж я связала себя с темой информации, то мне просто необходимо работать со словом. Поэтому я выбрала для себя сегодня одну из книг, посвященную данной тематике, В.А. Аграновского "Ради единого слова," известного российского журналиста, литературного критика и драматурга, долгое время работавшего в «Комсомолке» и «Огоньке». Многие, возможно, знают его пьесу "Остановите Малахова", имевшую успех на сценах театров нашей страны. Широкое признание читательской аудитории завоевали повести Аграновского "Нам - восемнадцать", "Взятие сто четвертого", "Белая лилия", "Профессия: иностранец", сборники очерков "Вечный вопрос", "И хорошо, и быстро".
Как говорит сам автор, эта книга о журналистике от журналиста.

Итак, приступаю. Возможно, и кому-то из вас это покажется интересным.

ВВЕДЕНИЕ

Это своеобразный учебник по журналистике от журналиста, в котором пойдет разговор о "кухне" одной из самых древнейших на земле профессии. Хорошо пишет автор - четко, ясно, остро, называя вещи своими именами, обозначая как главное качество, прежде всего, талант человека к слову, а потом уже и необходимость работы над технологией профессии:

"В основе любой творческой профессии, в том числе и нашей, лежит природный дар, отсутствие которого восполнимо разве что самоотверженным трудом и безмерной любовью к делу, но никак не только знанием технологии."

В своей книге он будет отвечать на вопросы о том, что такое "тема", каково ее происхождение, как правильно вырабатывать концепцию и вообще, в чем заключается тайна мастерства журналиста? Ведь многие талантливые люди зачастую попадают в число неудачников в этой профессии. Так почему же это происходит, в чем причина? И как добиться успеха? Вот ответ автора:

«…талант не подкреплен техникой исполнения. Стало быть, верно и то, что в журналистику надо идти по призванию, которое есть дитя таланта, но верно и то, что одних природных способностей мало, их нужно подкреплять знанием технологии.»

Важным моментом в этом вопросе автор считает отсутствие должной подготовки журналистских кадров на сегодняшний день в ВУЗовских программах. Не существует признанных школ, которые есть, например, у вокалистов, не изучена, не осмыслена и не обобщена методология работы отдельных ярких индивидуальностей и секреты их мастерства.

«Речь в этой книге коснется технологии работы, характерной главным образом для очеркистов и публицистов, хотя автор не скрывает надежды на то, что некоторые положения, им высказанные, примут на свой счет и представители других газетных жанров. Тем не менее оговорку эту следует полагать существенной. Дело в том, что по сравнению с репортажем, зарисовкой, интервью, эссе, статьей, информацией и даже фельетоном, очерк занимает в газете особое место, а очеркисты - несколько привилегированное…"хлебом журналистики" является информация, без которой ни одна современная газета не обходится, а очерк - это скорее "деликатес".

ДЕЛО, КОТОРЫМ МЫ ЗАНИМАЕМСЯ

Стертые границы документалистики.

В этой главе автор подчеркивает важность документального жанра, интерес к которому значительно вырос в последнее время и который стал успешно конкурировать с беллетристикой. И очень важно, чтобы публикуемые материалы достигали высокого литературного уровня, чтобы занимать достойное место на страницах газет и журналов.

«Чем вызвана документализация литературы и искусства? Трудно назвать все причины, но кое-какие позволю себе отметить.
Во-первых, изменился читатель. Вырос его интеллектуальный уровень, читатель стал образованнее, культурнее, он может во многом разбираться сам, только ему нужно дать документ, информацию - дать пищу для ума. В силу именно этой причины наметилась "всеобщая тяга к объективности"
Во-вторых, нельзя не учитывать научно-технической революции, которая привела к развитию средств связи, к совершенству киноаппаратуры, магнитофонов, фото- и телеаппаратуры. Все это не только способствует фиксации событий, но и буквально толкает к этому, дает необычайный фактический материал, делающий фантазию бессмысленной, а обилие острейших жизненных ситуаций и сюжетов - фактом.
В-третьих, если характерным признаком документализма было когда-то, по выражению Е. Дороша, "писание с натуры", то, возможно, сегодняшняя "всеобщая документализация" есть нормальное и естественное развитие реализма как творческого метода? То есть, в сравнении с "минувшим реализмом похожести" нынешний реализм должен быть "документальным"?
В-четвертых, читатель в какой-то степени "изголодался" по дневникам и документальным свидетельствам о временах и исторических событиях малоизвестных и некогда даже скрытых.
Что же получается? Авторитет и сила документа привели к тому, что даже "чистые" прозаики не могут устоять перед искушением замаскировать беллетристику "под" документ. Отсюда сделаем предварительный вывод о том, что границы между прозой и журналистикой стираются»

Современного читателя волнуют не средства, используемые литераторами, говорит автор, а правдивость материала, который предлагает журналист в нем. Вопрос доверия к опубликованному со стороны читателя и есть главный критерий оценки информации на сегодняшний день.

«Нет, не сегодня родилась - не знаю, право, как лучше назвать - документальная проза, или художественная документалистика. В силу определенных исторических причин она могла иметь взлеты и падения, стало быть, надо считать, что нынче документалистика всего лишь возродилась. Не на пустом месте, а имея свои законы и традиции, сложившиеся давно. Печально лишь то обстоятельство, что, увлекаясь теоретическими спорами о месте и значении художественной документалистики, далеко не все очеркисты ощущают свою органическую связь с беллетристикой, из-за чего не используют великого наследия прошлого.
Подобно тому, как на стыке двух наук совершаются наиболее выдающиеся открытия, - а "зеленая улица" сегодня лежит непросто перед физикой или химией, но перед астрофизикой, биохимией, геофизикой и т. д. - подобно этому, быть может, на стыке прозы и документалистики и рождается новый вид литературы, способный обеспечить истинный расцвет, дать наивысший уровень достоверности и точно соответствовать возросшим требованиям современного читателя.»

ДОМЫСЕЛ И ВЫМЫСЕЛ.

Домыслу и вымыслу в творчестве журналиста автор придает важное значение, показывая, что « проблема вымысла, но уже не как критерия, а как инструмента для познания и осмысления действительности, встает еще острее, нежели прежде.
Говорят, правда одна, многих правд не существует. И тем не менее из одних и тех же фактов-кирпичиков разные авторы могут построить разные дома. Истинная типизация какого-либо образа достигается, как известно, не за счет стереотипа, который можно выдумать, а за счет выявления непридуманных индивидуальных черт. Факт - попробуй, укради! А вымысел - сколько угодно...»

Поэтому, пользуясь вымыслом, необходимо помнить, что чем дальше журналист уходит от действительности, тем вернее придет к стереотипу, что вредит правде и достоверности.
Домысливание же, по мнению автора, есть осмысление собранного фактического материала, авторский эмоциональный настрой и его личный взгляд и позиция. Также профессионализм пишущего, его творческие способности «играют не последнюю роль в достижении неповторимой достоверности материала. Плохо написанный очерк куда легче плагиировать, нежели исполненный талантливо! Художественная документалистика не сковывает, а, скорее, развязывает фантазию автора! Роман о безногом летчике, согласитесь, выглядел бы неправдоподобным, а документальная повесть, в которой по сути дела выведен "вымышленный герой, но под фамилией действительно существующего человека" (всего лишь одна буква изменена - Маресьев вместо Мересьева!), воспринимается нами как истинная правда.
Да, автор имеет право на вымысел и домысел, на преувеличение, основанное, если хотите, на интуиции, и нелепо было бы это право отрицать. Даже в тех случаях, когда он ведет почти научное исследование факта, когда оперирует цифрами и "данными", он вправе домысливать, потому что наша мысль, как писал М. Горький, "измеряя, считая, останавливается перед измеренным и сосчитанным, не в силах связать свои наблюдения, создать из них точный практический вывод", - вот тут-то и должна помочь интуиция, найдя свое выражение в домысле.
Правы классики, утверждая, что без выдумки нет искусства. Но выдумка выдумке рознь. "Солги, но так, чтоб я тебе поверил", - сказано у поэта.
Домысливать "правдиво", чтобы читатель верил, - дело нелегкое, напрямую связанное с чувством меры, с самодисциплиной, со способностью автора самоограничиваться.»

Подводя итог, автор говорит, что художественная документалистика с ее нынешним обновленным содержанием не может и не должна обходиться без творческого вымысла. Беллетристы и документалисты творят по одним и тем же творческим законам и пользуются одними творческими методами. Различие заключается главным образом в масштабности тем, фундаментальности исследования и величины публикаций.

«Беллетристы - это, если угодно, "долговременные огневые точки"; очеркисты - подвижнее, оперативнее, они откликаются быстрее, но звучат кратковременнее. Если писатели "изображают, - по выражению Чернышевского, - вообще, характеристическое", то газетчики ставят вопросы относительно частные, размышляя над актуальными проблемами дня. В "Поэтике" Аристотеля выражена мысль о том, что историк и поэт "различаются не тем, что один говорит стихами, а другой прозой. Разница в том, что один рассказывает о происшедшем, а другой о том, что могло бы произойти. Наконец, ставя конкретные вопросы, газетчики опираются на конкретный адресный материал.
Известинец А. Д. Аграновский (мой отец) писал в 1929 г. В предисловии к своей книге "Углы безымянные":
"Автор - газетчик. Этим определяется характер настоящей книги.
Писатель может (ему разрешается) купить на первом попавшемся вокзале билет, уехать в неизвестном направлении, сойти неизвестно на какой станции, нанять подводу и гнать лошадь, пока она не пристанет. В ближайшей деревне писатель узнает, что, кроме людей, в деревне есть скот, машины, классовая борьба, налоги, комячейка, и, выбрав этот уголок своей резиденцией, он приступит к писанию.
Получится книга о деревне, возможно, столь интересная, что о ней заговорит страна, мир. И сколько бы писатель ни клялся, что он писал об одной деревне, ему не поверят. Читатель не замедлит обобщить его выводы.
Таков удел художника.
Мы, газетчики, работаем иначе. Пусть наши статьи и фельетоны не попадают в "мировую историю" (они только сырье для историка), но когда мы пишем: "Сидор", читатель знает, что мы беседовали с Сидором, а не с Петром; когда мы говорим, что были в деревне Павловке, никто не сомневается, что речь идет о Павловке, а не о Федоровке...
Газетчик - чернорабочий литературы, он непосредственный участник
сегодняшнего строительства....»

Главную задачу документалистики автор видит в формировании посредством написания своих очерков общественного мнения, где главным содержанием становится способность журналиста будить сознание и мысли людей с помощью собственной мысли.

У Л.Н. Толстого есть такие слова: "Художник для того, чтобы действовать на других, должен быть ищущим, чтобы его произведение было исканием. Если он все нашел и все знает и учит, или нарочно потешает, он не действует. Только если он ищет, зритель, читатель сливается с ним в поисках".

Продолжение следует.

Читать полный текст...